Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)

Фермеры вошли, но не могли нас увидеть в потемках, и нам удалось проползти в лазейку, быстро и бесшумно — сначала Джим, потом я и, наконец, Том — согласно его собственным распоряжениям. Теперь мы очутились в пристройке и слышали рядом с собой топот ног во дворе. Подползли к двери; Том велел нам остановиться и приложил глаз к щели, но ничего не мог разобрать, так было темно; он шепнул нам, что будет прислушиваться и подождет, пока шаги немного удалятся; а когда он толкнет нас, то Джим должен выйти впереди всех, а уж он самый последний. Действительно, Том приложил ухо к щели и долго прислушивался… а шаги все время были слышны рядом. Наконец он толкнул нас, мы выскочили вон, затаив дыхание, и тихо, беззвучно прокрались к забору гуськом. Джим и я перелезли благополучно, но Том зацепился панталонами за обломок верхней перекладины забора. Слыша за собой шаги, он рванулся, отломил щепку, которая затрещала и наделала шуму.

В то время как он уже нагонял нас, раздался крик:

— Кто там? Отвечайте, или я выстрелю!

Разумеется, мы не ответили, а пустились бежать во все лопатки. За нами кинулась целая толпа… Паф, паф! — вокруг нас засвистели пули…

Фермеры кричали:

— Вон они! Бегут к реке! Лови! Спускай собак!

И они всей гурьбой пустились за нами вдогонку. Мы могли их слышать, потому что на них были сапоги и они орали во все горло, а мы были босиком и удирали втихомолку. Мы бежали по тропинке к мельнице. Когда они почти настигли нас, мы спрятались в кусты, пропустили их вперед, а сами остались позади. Все собаки у них были заперты, чтоб они не спугнули разбойников; но тем временем кто-то успел спустить их, и они тоже помчались за толпой, подымая такой лай и гам, как будто их собрался целый миллион. Но собаки были свои, знакомые; вот мы и остановились, покуда они не нагнали нас; но когда они увидали, что это только мы, и злиться нечего, интереса мы никакого не представляем, — они любезно поздоровались с нами и помчались туда, где слышался шум и галдеж. Тогда мы, в свою очередь, развели пары и понеслись дальше, почти вплоть до мельницы, а там пробрались кустарником до того места, где была спрятана моя лодка. Проворно вскочив в нее, мы поплыли на середину реки, стараясь не делать шума. Потом спокойно направились к острову, где стоял плот. Долго еще до нас доносились с берега крики и собачий лай. Наконец, все угомонилось и замерло в отдалении.

— Ну, теперь, старина Джим, — сказал я, очутившись на плоту, — ты опять свободный человек и, надеюсь, больше уже не вернешься в рабство.

— А славная вышла штука, Гек! Задумано прекрасно и исполнено как нельзя лучше; никому бы и не выдумать такого замысловатого, великолепного плана!

Он был счастлив, как ребенок, но счастливее всех был Том, потому что, как оказалось, ему всадили пулю в икру ноги.

Когда мы с Джимом это узнали, наша радость мигом пропала. Нога у Тома сильно болела, и кровь текла из раны; мы положили его в шалаш и разорвали одну из рубах герцога для перевязки. Но он гнал нас прочь:

— Дайте сюда тряпки, я могу сделать это сам. Не останавливайтесь, не мешкайте, побег совершается так чудесно! Приналягте на весла, молодцы, и поплывем! Ребята, мы сделали дело молодецки! Не правда ли? Вот кабы нам попался в руки Людовик Шестнадцатый, тогда и не было бы сказано в его биографии: «Сын Людовика Святого, иди на небо!» Нет, сэр, дудки! Мы бы его живо переправили через границу — пустяков бы нам это стоило! Налягте на весла, ребята, да проворней!

Но мы с Джимом шепотом совещались меж собой.

— Говори, Джим, не стесняйся… — сказал я наконец.

— Вот что мы думаем, Гек и я, — начал Джим, — Если б это Тома освободили на волю, а кому-нибудь из его товарищей всадили пулю в ногу, разве он сказал бы: «Продолжайте дело, спасайте меня, не заботьтесь о докторе, чтобы спасти раненого»?.. Похоже это на массу Тома? Мог бы он так поступить? Бьюсь об заклад, что нет! Так почему же Джиму поступить иначе? Нет, сэр, я не двинусь отсюда, пока не посоветуюсь с доктором, хотя бы пришлось ждать сорок лет!

Я знал, что душа у Джима золотая, я рассчитывал, что он это скажет, и решительно объявил Тому, что поеду за доктором. Он поднял было спор, ни за что не хотел соглашаться, но мы с Джимом твердо стояли на своем и не хотели тронуться с места. Тогда Том выполз из шалаша и сам стал отвязывать плот, но мы не допустили. И как он ни старался уламывать нас — все было напрасно.

Наконец, увидав, что я готовлю лодку, он сказал:

— Хорошо, уж если ты непременно хочешь ехать, то я скажу тебе, как поступать, когда будешь у доктора. Запри дверь, завяжи доктору глаза плотно и крепко, возьми с него клятву, что он будет нем как могила, положи ему в руки кошелек, полный золота, затем веди его окольными путями, в темноте, наконец, посади его в лодку и доставь сюда тоже окольным путем, плутая между островов; не забудь обыскать его и отобрать у него карандаш, а то он может срисовать этот плот и отыскать его потом. Вот как это всегда делается!