Обыкновенно лодку можно купить возле плотов, стоящих у берега. Но мы не встречали никаких плотов и проплыли так часа три или больше. Ночь была облачная, мглистая — хуже и быть не может. Вы не видите ясно очертания берегов и не можете рассчитать расстояния. Час был поздний, кругом тишина; вдруг плывет пароход вверх по реке. Мы зажгли фонарь, надеясь, что его увидят. Направляясь против течения, пароходы обыкновенно проходили не очень близко от нас; они держатся больше возле песчаных отмелей и идут, где полегче подыматься, бережком; но в такие ночи, как эта, они идут прямо посередине реки, выдерживая напор течения.
Мы слышали шум колес, но не могли разглядеть парохода, покуда он не очутился совсем рядом. Он держал прямо на нас. Рулевые часто это делают нарочно, как будто пробуя — как близко они могут пройти мимо, не задев плота; иной раз колесо так и срежет кусок; тогда лоцман высунет голову и засмеется, воображая, что это очень остроумно! Пароход неумолимо надвигался прямо на нас, и мы были уверены, что он намерен нас слегка задеть и пройти мимо, но, по-видимому, он и не думал уклоняться в сторону. Пароход был большой, шел он быстро и походил на черную тучу, унизанную светляками; вдруг он выплыл весь, огромный, страшный, с длинным рядом широко раскрытых печных топок, сверкавших словно огненные зубы; его чудовищный нос и борта нависли прямо над нашими головами. Раздался крик, затрезвонили звонки, чтобы остановить машину, потом послышалась ругань, проклятия, свист пара… Джим свалился в воду по одну сторону, я по другую, и пароход с треском прошел прямо через плот…
Я нырнул и пробовал опуститься до самого дна, потому что надо мной должно было пройти колесо диаметром в тридцать футов, и, понятно, мне хотелось дать ему как можно больше простора! Я всегда мог оставаться под водой с минуту, на этот раз я, кажется, пробыл минуты полторы. Потом поскорее вынырнул на поверхность, едва не задохнувшись, фыркнул, выпустил воду из ноздрей и набрал в себя воздуху. Разумеется, пароход сию же минуту пустил в ход машину «по им за дело до плотов и до их пассажиров? Вот он снова зашумел вверх по реке и скрылся из виду во мраке, хотя я все еще слышал шум колес.
Раз десять я окликнул Джима, но ответа не было; я ухватился за какую-то доску, очутившуюся у меня под боком, и направился к берегу, толкая ее перед собой.
Долго я бился, покуда мне удалось добраться до суши; однако высадился я благополучно и вскарабкался на берег. За туманом ничего не было видно на далеком расстоянии; с четверть мили брел я по каменистому грунту и вдруг набрел на большой старинный, бревенчатый дом. Я было хотел пробежать мимо, но тут выскочила целая стая собак с лаем и воем — так что мне волей-неволей нельзя было двинуться ни на шаг дальше.
Глава XVII
Ночной визит — Ферма в Арканзасе — Убранство дома. — Стефан Доулинг-Ботс. — Поэтическая Эммелина.
Не прошло и полминуты, как кто-то крикнул в окно, не высовывая головы:
— Ребята, готовься! Эй, кто там?
Я говорю:
— Это я.
— А кто ты такой?..
— Джордж Джексон, сэр.
— Что тебе нужно?
— Ничего не нужно, сэр. Я хотел пройти мимо, да собаки не пускают.
— Чего ж ты тут шляешься в такую позднюю пору?
— Я не шляюсь, сэр, я упал в воду с парохода.
— О, неужели? Давайте огня, эй, кто-нибудь! Как бишь тебя зовут?
— Джордж Джексон, сэр. Я еще мальчик
— Ну что ж, если ты говоришь правду, тебе нечего бояться — здесь никто тебя не обидит. Только не пробуй улизнуть, не трогайся с места. Разбудите Боба, Тома… и давайте ружья. Джордж Джексон, есть с тобой еще кто-нибудь?
— Нет, сэр, никого.
Я слышал, как поднялась возня в доме; зажгли огонь. Но человек крикнул:
— Убери свечу, Бетси, старая дура — есть ли у тебя смысл в голове? Поставь свечу за дверь, на пол. Боб, Том, готовы, что ли? Станьте по местам!
— Готово!
— Ну, Джордж Джексон, знаешь ты Шефердсонов?
— Нет, сэр, никогда и не слыхивал…
— Кто тебя знает, быть может, ты лжешь. Выходи вперед, Джордж Джексон. Да смотри не торопись, выступай потихоньку. Если есть кто с тобой, пусть не суется, — его застрелят. Теперь иди… тихим шагом; толкни дверь сам, как раз настолько, чтобы тебе можно было протиснуться, слышишь?
Я двигался шаг за шагом, потихоньку; кругом ни звука, я слышал только, как шибко стучит мое сердце. Собаки затихли, как и люди, и следовали за мной. Дойдя до лесенки в три ступеньки, я слышал, как отпирали дверь, снимали болты, отодвигали засовы. Я взялся за ручку, толкнул дверь слегка, потом еще немножко, наконец, кто-то сказал:
— Довольно, просунь голову.
Я повиновался, но, признаться, трусил, как бы не срезали мне голову с плеч.