Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Свеча догорает, — сказала монархистка и поджала верхушку огарка. Она уже жалела, что ввязалась в разговор. Косой явно ко­кетничал нездоровьем и игрой ума, и эта претензия на внимание к своей особе со стороны кавалера в ботинках с огрызками шнурков и зачумленном клубном пиджаке была ей неприятна. Ее демократизм имел свои границы. А общение с бомжами окрыляло только, как эффектная подробность биографии и аванс на политический успех. Однако фило­софия дна ей совершенно претила.

Наступила пауза, которую вдруг нарушил чей-то голос:

— Оперуполномоченный Четвертаков!

Монархистка и бомжи оглянулись и увидали, что к ним пожалова­ли гости: майор милиции, трое парней в камуфляжной форме и еще ка­кой-то чин в штатском. В пылу спора никто не заметил, как они вош­ли. Филимон что-то пробормотал и перекрестился, а Косой вскочил из-за стола. Филипп Петрович продолжал невозмутимо чревоугодни­чать, поскольку учение йогов возбраняло ему отвлекаться от процес­са поглощения пищи.

— Кто хозяин квартиры?

Филипп Петрович на миг прервал беседу с салакой в томате и вытер пальцы о край газеты «Совершенно секретно», заменявшей емунагрудную салфетку.

— Я.

— Пожалуйста, ваши документы!

— Сожалею, но не могу их дать.

— Почему?

— Я обедаю.

— Господин майор, — вмешалась монархистка. — На подобные ви­зиты должна быть санкция прокурора. Вы нарушаете закон!

Майор посмотрел на нее безразличными глазами, буркнул «спа­сибо!» и сделал знак своему коллеге в штатском. Тот деловито про­вел рукой по блестящей лысине и, обращаясь к Жоржетте и монархист­ке, сказал:

— А ну, куколки, паспорта. Живо!

— Да как вы смеете…

— Паспорта, я сказал!

Филипп Петрович вскочил с газетой на груди:

— Господин майор!

Однако майор пропустил этот возглас мимо ушей и приказал:

— Теган, осмотри квартиру!

Чин в штатском незамедлительно выполнил приказ. Его нахаль­ная молодая лысина плыла в двухсвечовом полумраке, как эмблема безраздельной власти. Филипп Петрович вынул зуб-бабочку изо рта и вернул ее в спичечный коробок, а затем сорвал с груди газету, де­монстрируя свою готовность ко всем формам решительного протеста. Закончив осмотр помещения, чин в штатском направился к спальне, но монархистка стала у двери:

— Потрудитесь объяснить в чем дело?

— Объясним! Мы все вам объясним…

— Вы обязаны это сразу сделать!

— Не качай, куколка, права. Не надо!

— Я вас не пущу!

— Отойди от гроба!

Чин схватил ее за плечо и хотел отшвырнуть в сторону, но тут на помощь дочери подоспел Филипп Петрович, а «беркутовцы» — на по­мощь своему коллеге, и завязалась потасовка. Наконец экс-премьера зажали в угол, заломив ему руки за спину, и чин в штатском вошел в спальню.

— Это произвол! — кричал Филипп Петрович, вырываясь. — Косой! Филимон! Вы свидетели: милиция избивает ученого… Я позвоню в Лон­дон доктору Маклейну! Я подниму на ноги весь ученый мир!

Застывшее лицо майора заметно порозовело. Он привык к беспра­вию обитателей трущоб, а тут запахло прессой и скандалом. «Черт их разберет! — подумал он. — Где сейчас ученый, а где бомж!» В это время дверь в спальню приоткрылась, и выглянул его коллега.

— Девушка, вас можно на минуту? — вежливо произнес он.

— Зачем? — спросила монархистка.

— Ну, как же... Вы просили пояснений.

Она неохотно вошла в спальню, и он плотно прикрыл за ней дверь. Их тот час же поглотила темнота.

— Откройте, я возьму свечу!

— Не надо, у меня фонарик.

— Зажгите его!

— Не думаю, что это вам доставит удовольствие.

— Зажгите, или я уйду!

Вспыхнул яркий луч фонаря. Он скользнул по лицу и фигуре мо­нархистки, словно ощупывая ее, а затем метнулся к старому покосившемуся шкафу. Чин подошел к нему и глубоко засунул руку в узкую щель между задней стенкой шкафа и стеной и вытащил оттуда какую-то вещь.

— Что это? — встревожено спросила монархистка.

— Куртка, — ответил он, светя фонариком на предмет. — Обыч­ная женская куртка… С капюшоном, на пятнистом меху. Все верно! Это ваша?

— Нет.

— Правильно, не ваша... А, знаете, чья это вещь? Могу сказать: ваших соседей. Угловая парадная, первый этаж… Ее вчера украли из прихожей. Прямо с вешалки. Хотите, я их позову?

Монархистка потрясенно молчала, не зная, что сказать. В пер­вый момент ее ошеломило не это воровство и даже не его возможные последствия, а убогая реальность происшедшего. «Косой!» — как-то безучастно подумала она.

— Молодой человек, — наконец устало сказала она. — Я к этой краже не имею никакого отношения.

— А как тут оказалась куртка?

— Не знаю.

— А почему в спалню не пускала? — спросил он, снова перейдя на «ты».

— Я была уверена, что никто из наших на это не способен, — ответила монархистка, по-прежнему называя Жоржетту и бомжей «на­шими».

— Ну, да! Малое дитя… Расцарапала лицо, оторвала пуговицу, — на гляди... И кому? Работнику милиции! Думаешь, суд тебе поверит?

Монархистка изменилась в лице. Луч фонаря это очевидно проя­вил.

— Ну ладно, куколка! — ухмыльнулся он. — Я не мстительный. Давай так: мы отвезем бомжей в отдел и вернемся за тобой. Поедем в сауну. Лады? Ты, я и Федя… Майор…

— Пусти, мерзавец!