Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана

Капитан был достойный молодой человек, и хотя возбуждал в нас смех своими белыми волосами, маленькими голубыми глазками и необыкновенно узким платьем, все, однако ж, чрезвычайно его полюбили. Он держал своих солдат в строжайшей подчинённости, был очень ласков и обходителен с жителями и подавал собою пример редкой воздержности. Мы были очень довольны нашими незваными гостьми: сравнивая наглость и хищничество наших персидских ратников, в мирное даже время, с кротким и дружеским поведением неприятеля, мы считали себя счастливыми, что хоть на несколько месяцев были покорены русскими. Капитан, как все франки, казался очень любопытным: он беспрестанно расспрашивал нас о разных подробностях наших обычаев, учился от нас по-персидски, записывал всё, что ни услышит, принимал даже участие в семейных наших обстоятельствах. Узнав, что прибытие его помешало счастию хозяйского сына, он был весьма огорчён этим обстоятельством, старался ободрить нас всеми мерами и просил поступать дома так, как бы его там не было. Он уверял, что военные действия возобновятся ещё не скоро, так как персы не обнаруживают никакого движения, русские же ожидают подкреплений из Тифлиса, и что мы доставим ему большое удовольствие, если все переженимся в его пребывание в нашем селе. Он даже предложил пособить по возможности моей свадьбе и подарил моей невесте несколько грузинских галдунов[89].

Убедясь, что нам нечего опасаться от русских, мы тотчас приступили к совершению свадебных обрядов. Вечером отправил я в Гюклю свои подарки; их отнесли туда несколько человек наших поселян, торжественно, на головах, на деревянных подносах, с музыкою впереди, которая состояла из двух человек певчих, зурны и бубна. Приятель наш, капитан, одолжил меня своим русским барабаном, который, в руках одного из наших пастухов, гремел в горах, как див, и произвёл удивительное впечатление в целом околотке: все сказали, что такой шумной свадьбы у нас ещё не бывало. Взамен получил я в подарок от моей невесты пару кавказских пистолетов, оправленных медью и принадлежавших её деду, который когда-то служил ратником в войске грузинского наместника.

На следующее утро мы поехали в Гюклю за невестою. Время было ясное, но душное и предвещало грозу. Я нарядился в новое платье, украсив себя серебряным набедренником, лядункою, богатым ятаганом и другими принадлежностями, занятыми мною у грузина, находившегося в службе капитана, а сам капитан ссудил мне своего коня, отличного карабахпа. Сопровождаемые родственниками и капитаном и умножив по возможности нашу толпу всеми добрыми знакомыми и незнакомыми, мы построились в торжественный ход недалеко от Гюклю, вступили в деревню с музыкою, песнями и шумными восклицаниями, остановились перед домом тестя и, после обычных поздравлений и прохладительных, отправились обратно в Гевмишлю, с невестою. Она была покрыта с ног до головы красным покрывалом, ниспадавшим кругом её с широкого блюда, помещённого на голове, и ехала возле меня на жеребце своего родителя, удерживаемом за поводья двумя её братьями. Дорогой мы держали с нею кушак, она за один конец, а я за другой. Впереди ехали дядя поп и дядя диакон, из Эчмиaдзинa; за нами же следовали родители, родственники, друзья и вся деревенская молодёжь, одни верхом на лошадях, другие на ослах, иные пешком, совершая различные игры и потрясая воздух весёлыми кликами. Подъезжая к деревне, мы остановились, зажгли свечи и тронулись с места в порядке, тихим шагом. Дядя поп и дядя диакон принялись за псалмы, напевая их как можно крепче в нос, на лучший эчмиадзинский манер, среди шуму многочисленных зрителей. Мы спешились перед церковью, у дверей которой любезный капитан, наш покровитель, выстроил своих воинов, чтоб придать более блеску священному обряду; даже алтарь, невзирая на бедность дяди попа, был убран для нас великолепнее обыкновенного, цветами, лентами и зеркалами. Через полчаса мы вышли супругами из храма божия.

Между тем небо покрылось густыми тучами. К вечеру начал накрапывать дождь: гости разбежались, и мы принуждены были отложить до следующего дня пир и увеселения, приготовленные батюшкою. Наступил час, так нетерпеливо ожидаемый, столь драгоценный для супругов. В нашей стране, так же как и в Грузии, деревенские домы строятся по большей части в земле и освещаются отверстиями в плоской крыше. Нередко странник, думая, что ходит по ровной почве, попирает ногами жилище бедного поселянина. Таков был и дом моих родителей; спальня, отведённая для нас, новобрачных, с дверьми, выходящими прямо на двор, озарялась дневным светом сквозь одно из подобных отверстий, которое, для такого важного случая, было закрыто.