Похождения копирайтера

В восемь лет мне порядком надоело просто читать, и я начала творить. Творчеством это было назвать трудно, скорее – имитацией текстов, подражанием чужому. Но делала я это хитро и с энтузиазмом, причем, развивая проявившиеся способности, как в речи, так и на бумаге. Постоянно что-то сочиняла. Как-то раз, прочитав сказку про войну зверей и птиц, я сделала глубокомысленный рерайт и написала "фолклор" под названием "Война грибов и ягод". Моим слушателям: маме, папе, сестренке и бабушке лесной опус понравился. Кризис творчества начался сразу же после восторженной критики. Продолжился он лет до девяти. Как раз в то время меня обязали написать стихотворение для школьного плаката. Эти двенадцать четверостиший (также, как в детсадовский период) вызвали массу подозрений у дизайнеров и редактора плаката (моих подруг-одноклассниц), которые накануне сдачи проекта извели весь месячный запас акварели, гуаши и кисточек на креативный дизайн и кота Рыжика, перекрасив последнего в небесно-голубой оттенок. В общем, даже после этих жертв, они отказались подписывать мое имя под новогодним стихотворением, усмотрев в нем некий плагиат. Такой удар не прошел бесследно. Поэтому, когда на уроке литературы нам было задано написать басню, я не сумела прочитать ее перед всем классом. Вместо этого я разревелась и убежала в туалет. Мои способности в литературе в тот период остались нераскрытыми. Но творчество настойчиво требовало выхода, и вскоре оно нашло новую жертву – алгебра! Несмотря на то, что учительница по алгебре давно поставила на мне крест, я методично сдавала ей контрольные на пяти листах с "решением" задач. После того, как Татьяна Сергеевна (так звали мою учительницу по алгебре) перевела на мой математический поток сознания все казенные красные чернила, она сдалась и поставила мне четверку в четверти и за год. Но геометрию алгебраичка мне так и не простила. Вернее, не простила того, что я переключилась на физику. К счастью мамы и учителей, помотавшись по точным наукам, мое творчество все – таки вернулось в литературу. Правда, вместе с дислексией. Дело в том, что где-то в шестом классе (может это связано с каким-то переходным возрастом) у меня стали проявляться некие незначительные отклонения: я путала слоги и перестала соединять буквы на письме. Мои учителя, следуя заветам педагогики реального гуманизма, забили тревогу, и бедную маму стали вызывать на собрания чаще, чем она ходила на работу. Через полгода домашней муштры, уговоров, запугивания и мелкого шантажа, я, наконец-то, стала нормально писать. А где-то еще через месяц писать сочинения всему классу. У дверей в квартиру толпилась очередь, дома не успевали покупаться конфеты и печенья – все съедали одноклассники. Когда я стала литературным рабом, выявилась закономерность – чем выше была успеваемость одноклассников, тем ниже падала моя. Как я умудрялась написать для соседа по парте сочинение на пять, а свое на ту же тему на три с минусом, оставалось загадкой даже для Татьяны Ивановны (моего педагога по литературе и русскому). Помогла многолетняя учительская практика. Устав исправлять одни и те же ошибки (я была слаба в запятых) в сочинениях моих однокласников, наша русичка поставила всем двойки, чем освободила меня от рабских оков "словесности" навсегда.