Похождения Нила Кручинина

- Ивашкин - свидетель тому, что денежки-то вы от меня получили… Лучше давайте-ка прикинем, как новое дельце наколоть.

Яркин все сидел на полу и, взявшись обеими руками за голову, раскачивался из стороны в сторону. Временами он издавал слабый стон. Со стороны можно было подумать, что у него невыносимо болят зубы. Он пробовал снова грозить Паршину. Тот только смеялся. Яркин стал просить. Он умолял пожалеть его, пожалеть жену. Говорил о том, каких усилий ему стоило выбраться на честную дорогу, о надеждах своей жены.

- Ладно, - сказал Паршин. - Давайте те шесть косых, и я уйду.

- Отдам, клянусь вам, отдам их… частями. Буду вещи продавать - и отдам, - радостно воскликнул Яркин. Он поднялся с пола и двумя руками взял Паршина за руку, хотел заглянуть ему в глаза, но Паршин отвёл взгляд, отвернулся. С холодной жестокостью он проговорил:

- Денежки на стол - и баста.

- Вы же знаете… - испуганно начал было Яркин и осёкся. Он не мог выговорить то, что Паршин и так давно понимал: что денег у него нет, что отдать их он не может.

И тогда Паршин стряхнул со своей широкой ладони горячие руки инженера и насмешливо произнёс:

- Ясно!… Нечего и дурака валять… А то ведь и я тоже могу заявочку сделать… Мне терять немного осталось… - И, обведя рукой вокруг себя, добавил: - Не то что тебе… И давай кончай бабиться, а то, гляди, жена придёт…

Яркин стоял напротив него со сжатыми кулаками. Вспухшие от слез глаза были с ненавистью устремлены на Паршина.

3. ДАЛЬШЕ В ЛЕС - БОЛЬШЕ ДРОВ

Были «сделаны» ещё два института. Иногда не все сходило гладко, и Паршин переживал минуты страха. Во втором же деле, в машиностроительном институте, он чуть не оказался в ловушке из-за того, что в соседнюю с кассой комнату в то время, как он работал, вошли люди. Он не предусмотрел, что комнату могут отпереть снаружи. Со следующего раза он вернулся к способу, изобретённому когда-то Вершининым: полотно двери привинчивалось к косяку длинным буравчиком. Так он «приштопоривал» теперь обе двери - кассовую и соседней комнаты, если там находилось окно, через которое было намечено бегство. Этот вершининский буравчик он применял уже давно.

Материальный эффект этих ограблений не удовлетво-рял ни Паршина, ни Ивашкина. Изменился и Яркин. Он зая-вил, что рискует больше всех, что в случае провала он теряет все: семью, с таким трудом заработанное положение в обще-стве. А раз уж он так много поставил на карту, и притом не по своей воле, а из-за шантажа Паршина, то хочет, по край-ней мере, рисковать не из-за тех грошей, которые приносит ему Паршин.

Паршин почувствовал прилив такой ярости, что с тру-дом сдержался, чтобы не ударить сообщника. Тяжело дыша, он сказал:

- Ты эту манеру, Серафим Иванович, брось. Нечего на меня валить. Воля твоя была слушать меня или собственную совесть… - Он поглядел Яркину в глаза и покачал головой. - Хочешь, я тебе скажу, что другой бы, порядочный, на твоём месте сделал?

- Откуда вы знаете, что бы сделал порядочный?! - крикнул Яркин. - Что общего между вами и совестью? Разве она у вас когда-нибудь была?

- Была, Серафим Иванович, - уже успокоившись, проговорил Паршин. - Была, да вся вышла. А всё-таки я могу судить кое о чём и по сей час. Будь бы на твоём месте насто-ящий человек - понимаешь, настоящий! - он бы в тот же, в первый-то день моего прихода, пошёл куда надобно и сказал: так и так, товарищи, виноват, мол, скрыл от вас старые грехи, и вовсе-то я не Яркин. Но теперь я стал другим человеком. А могу ли я с моим грехом с вами дальше жить - решайте. Вот я тут весь перед вами. Судите меня.

Яркин делал вид, что не слушает. Он с трудом закурил: его пальцы так дрожали, что спичка никак не попадала на конец папиросы.

А Паршин помолчал и закончил:

- И сейчас ещё не поздно. Пойди и скажи: такой вот я и сякой, со старым медвежатником Ванькой Паршиным в компании три института ограбил, четвёртый готовлюсь обра-ботать. Берите меня, товарищи… - Паршин рассмеялся. - Ей-богу, и сейчас не поздно, Серафим Иванович. И тогда мы грех с тобою вместе искупим: ты, да я, да мы с тобой… И легко будет, ей-богу… Пойди, а?…

Говорил, он со странным смешком, из-за которого невозможно было понять - всерьёз ли он все это или так, для гаерства? Говорил, а сам исподлобья следил за лицом Яркина. И стало ему совершенно ясно, что нисколько Яркин больше не опасен и находится целиком в его власти. Не от страха перед открытием преступления, а потому, что линия его пошла в эту сторону. Конец ему тут, рядом с Паршиным.