И хотя и жена и дочь сами уже прочли после адмирала газету, но обе они, обожавшие старика, внимательно слушали, пока он не спохватывался и не говорил со своею добродушною улыбкой:
– Да вы уж читали..
– Ничего, ничего, рассказывай. .
Но Максим Иванович не продолжал, а переходил к обсуждению прочитанного и нередко критиковал газету.
Сегодня адмиралу, по-видимому, не понравился фельетон. Во время чтения он дергал плечами и наконец проговорил:
– Тоже фанаберия. . Скажи пожалуйста! А у самого-то на грош амуниции!
В эту минуту в кабинет вошла легкой, слегка плывущей походкой, с подносом в руках, дочь адмирала Наташа, или, как звал ее отец, Нита, высокая и худощавая, стройная и грациозная в своих движениях блондинка, лет двадцати пяти, с большими ясными серыми глазами. В ее лице, светившемся умом и тою одухотворенною красотою, какую можно встретить лишь у избранных натур, было то же выражение душевной чистоты и мягкости, что и у отца, но лицом она совсем на него не походила. Одета она была очень скромно, но с тем изяществом, которое свидетельствовало о вкусе не одной только портнихи. На ней была шерстяная черная юбка, открывавшая маленькие ноги, и светло-серый лиф с высоким воротником, закрывавшим шею. И все это на ней сидело так ловко и так шло к ее свежему лицу молочной белизны с нежным румянцем. Ни серег в ее маленьких ушах, ни колец на ее красивых, тонких руках с длинными породистыми пальцами не было. Только маленькая брошка с тремя брильянтиками – подарок отца –
блестела у шеи.
– Ты кого это, папа? – спросила она, улыбаясь, когда поставила на стол стакан чая и блюдечко с вареньем.
– Да этого «Виго»... Не люблю я его... Ломается. . Читала сегодняшний фельетон?
– Читала, папа.
– И тебе не нравится?
– Не нравится.
– У нас с тобой одинаковые вкусы, Ниточка! – проговорил отец и взглянул на дочь взглядом, полным любви и обожания.
Вместо ответа Нита поцеловала старика.
– Славная ты моя! – промолвил умиленно старик. –
Скоро вот и другой наш славный вернется, – оживленно прибавил Максим Иванович.
– А когда?
– Дня через три, я думаю, они придут в Кронштадт, если ничто их не задержит. В море ведь нельзя, Ниточка, точно рассчитывать. Верно, Сережа протелеграфирует о выходе из Копенгагена, а из Кронштадта мне дадут знать телеграммой, как только «Витязь» покажется у Толбухина маяка. Уж я просил об этом. . Мы все и поедем встречать
Сережу. . Ведь я голубчика шесть лет не видал! – прибавил
Максим Иванович.
Действительно, отец в последний раз видел сына перед выпуском его из корпуса, восемнадцатилетним юношей, и,
назначенный начальником эскадры Тихого океана, уехал на три года, а когда вернулся в Россию, не застал сына. Тот ушел в дальнее плавание.
Старик помолчал и прибавил:
– Надеюсь, Сережа бравый морской офицер и не забыл советов отца, как надо служить. Он ведь славный мальчик всегда был, только Морской корпус его несколько портил.
Нынче там больше на манеры обращают внимание... Это тщеславие.. Эта дружба с богатенькими князьками..
Помнишь, как мы ссорились с ним из-за этого?. Но да тогда он был юнцом, и все это, конечно, прошло с годами. .
Он ведь умный и честный мальчик! – горячо прибавил старик.
– Еще бы! – так же горячо воскликнула Нита и, словно бы чем-то обеспокоенная, порывисто прибавила: – Но только знаешь ли что, папа?
– Что, Нита?
– Сережа иногда напускает на себя больше фатовства, а он не такой. И ты не обращай на это внимания, если тебе покажется в нем что-нибудь такое. . наносное. .
Она старалась заранее приготовить отца к тому, что он увидит. Письма, которые она изредка получала от брата, не нравились ей; в них чувствовалось что-то такое, что глубоко огорчало ее и, конечно, огорчит старика. Да и раньше жизнь брата в отсутствие отца не отвечала ее вкусам, а –
главное – его взгляды, его убеждения казались ей такими несимпатичными. И Нита, любившая своего единственного брата до безумия, не раз горячо с ним спорила, стараясь переубедить его.
И теперь, при мысли о скорой встрече брата с этим честным, безупречным отцом, предчувствие чего-то тяжелого невольно закрадывалось в ее сердце. О, как ей хотелось, чтобы предчувствие это оказалось ложным и чтобы
Сережа не был таким практическим человеком, каким выставлял себя в письмах.
– Ну, конечно, наносное. . Нынче это в моде. И моряки щеголяют тем, чего мы в молодые годы стыдились. . Такой уж дух нынче во флоте, к сожалению. . Идеал гроша царит... Какое-то торгашество. . Да, Ниточка, моряки теперь не те, что были прежде! Прежде мы не думали поражать франтовством да по модным ресторанам шататься. . Прежде мы были хоть и замухрышками, но зато, знаешь ли, на сделки разные с совестью не пускались, по передним у начальства не торчали, к тетенькам за протекцией не ездили, а тянули себе лямку по совести. . А теперь. . Ну, да что говорить... Я уверен только, что наш Сережа – сын своего отца и никогда не заставит его краснеть за себя. . Не так ли, моя голубушка?. Ты ведь у меня славная девочка и умница!