Похождения одного матроса

На портрете можно было видеть необыкновенно интересное и выразительное лицо молодой смуглой брюнетки лет тридцати, с большими задумчивыми и даже грустными глазами, в бальном ярко-пунцовом платье, с открытой шеей и руками. На одной из этих маленьких рук с тонкими и длинными пальцами было обручальное кольцо и маленький брильянт на слегка изогнутом мизинце; а на другой руке – черное небольшое колечко на безымянном пальце. В

углу портрета было начертано маленькими буквами: «Динора Браун».

Под рамкой висел небольшой кинжал и пучок засохших роз. У самой койки, в клеенке, покрывавшей пол всей капитанской каюты, было вырезано отверстие для люка, и это отверстие было прикрыто железной покрышкой, на которой висел замок. Люк этот вел в небольшое пространство под капитанской каютой.

Рядом с этим роскошным помещением капитана, за входными дверями, была каюта-буфет, в которой жил капитанский слуга, пятнадцатилетний негр Джек.

Этот негр да еще бульдог Тигр, кажется, были единственными существами на бриге, привязанными к мрачному капитану.

2

Собираясь на вахту с полуночи до шести, Чайкин заметил, что великан негр Сам и Чезаре уже поднялись и о чем-то шепчутся. Но как только они увидали, что Чайкин проснулся, шепот их тотчас же прекратился, и они вышли из каюты.

Разбудив Долговязого, Чайкин с последним ударом колокола, пробившего восемь склянок, был уже наверху и стал у руля.

Ночь была превосходная, теплая. Светила луна, часто показываясь из-за облаков, и ярко мигали звезды. Ветер, по-прежнему противный, стихал, и «Динора» лениво шлепала в воде узла по два, по три в час.

На вахту вступил штурман Гаук, заменив капитана, ушедшего к себе в каюту.

Пользуясь этим, вахтенные матросы скоро сладко задремали, сидя в «бухтах» снастей или примостившись к борту. Только Гаук и Чайкин бодрствовали.

– Вы на румбе, Чайк? – спросил штурман.

– На румбе, сэр! – отвечал Чайкин.

– Что-то ветер стихает.

– Стихает, сэр. И руля плохо слушать стала «Динора», сэр.

– Как бы совсем не заштилело.

– А быть может, к перемене ветра, сэр…

– Давно бы пора, Чайк…

Бриг теперь еле подвигался… Ветер совсем стихал, и паруса тихо пошлепывали.

Луна скрылась за облака, и темнота окутала палубу.

В эту минуту Чайкину показалось, что кто-то прошел мимо, направляясь к дверям капитанской каюты.

«Верно, сам капитан или Джек», – подумал Чайкин, зная, что никто из матросов не смел переступить порога капитанской каюты и никогда капитан никого из матросов не звал: чтобы дать знать о чем-нибудь капитану с вахты, был проведен с ютовой площадки звонок и, кроме того, была переговорная трубка.

Гаук, посматривавший на горизонт, тоже ничего не заметил.

А между тем действительно двери капитанской каюты, почему-то незапертые, как бывало обыкновенно, бесшумно отворились, и на пороге появилась громадная фигура великана Сама и остановилась, боязливо посматривая на загоревшиеся глаза Тигра, который глухо заворчал, готовый броситься на вошедшего, если бы капитан Блэк, сидевший на диване, не держал бульдога за ошейник.

– Смирно, Тигр. Сиди смирно. Не смей ворчать! – тихо проговорил капитан.

И Тигр тотчас же лизнул руку хозяина и покорно улегся у его ног.

Капитан вынул револьвер и, обращаясь к негру, сказал чуть слышно:

– Подойди поближе… несколько шагов… теперь остановись.

Негр в точности исполнил приказание.

– Ну, говори, что ты, подлая тварь, имеешь мне сказать… Что против меня затевает Чезаре?. Ведь ты для этого просил позволения видеть поближе твою злодейскую харю!

– Да, сэр! – отвечал Сам, изгибаясь и вращая белками.

– Говори… только покороче! – презрительно вымолвил капитан…

– Несколько слов, сэр… Всего только десять слов, если позволите, капитан…

Этот великан, с громадной отвратительной черной курчавой головой, видимо чувствовал страх перед капитаном, так как его голос вздрагивал и слова с трудом слетали с его выпяченных, толстых кроваво-красных губ. Но вместе со страхом животного, боящегося более сильного человека, у Сама в то же время жила и сильная ненависть, глубоко запрятанная в тайниках его души, к этому белому человеку за то нескрываемое презрение, какое этот белый всегда выказывал негру, точно считая его ниже собаки.

Кроме того, у Сама были и старые счеты с капитаном, еще не сведенные, за жестокое наказание плетьми, которому в прошлом году подверг его капитан.

О, он до сих пор не забыл этих плетей и с большим удовольствием задушил бы своими молотами-руками это тонкое горло янки, если бы не боялся быть убитым при первой же попытке.

И, стараясь побороть свой страх, негр продолжал чуть слышно:

– Чезаре собирается подговорить всех взбунтоваться, сэр…

– А дальше?

– И выкинуть вас за борт, сэр… к акулам, сэр… Акул здесь много, сэр…

– А потом что?

– А «Динору» сжечь в море, вблизи берега, сэр… А

самим на шлюпках добраться до берега, сэр, и погулять на денежки, которые найдут у вас, сэр…

– И все согласны?

– Еще митинга не было, сэр… Но скоро будет… Только

Чайка и Долговязого не пригласят… Они не согласятся…

– Почему?

– Они, сэр, другого полета птицы.

– Не такие мерзавцы, как все вы? – усмехнулся капитан

Блэк.