Похождения Шипова, или Старинный водевиль

Михаловский. А кто он такой? Что ему надо?

Дама. Да это же хозяин гостиницы.

Михаловский. Пардон…

Севастьянов. Это ничего-с. Может, еще чего хотите?

Дама. Мерси. Я хочу вон от того гуся немного.

Пустое письмо повергло Шилова в полный трепет. В зыбком пламени свечей мерещились всякие страсти. Он был почти совсем трезв, но слабость сковала его, а грузный поп и Севастьянов сидели так плотно, что не хватало воздуху. А праздник продолжался. Кто-то выходил, появлялись какие-то новые, незнакомые люди, их угловатые, тени метались по стенам, длинные руки тянулись к блюдам, слышались чавканье, сопенье, смех. Дверь уже вовсе не запиралась. И Шилову вдруг захотелось подпрыгнуть, вырваться из этого душного, цепкого круга, выскочить в окно и лететь выше, выше, выше… Он приник щекой к горячему плечу отца Николая и тихо сказал:

— Батюшка, куды же выше-то? Тама — небеса одни… На круглом лице отца Николая играли тени, и нельзя было понять, смеется он или плачет, жалея Шилова. Сквозь серебряную бороду поблескивали влажные губы, два маленьких темных внимательных зрачка будто бы сострадали.

— А вы сходите, Михаил Иваныч, в ту комнату, — сказал Севастьянов шепотом, — во-он в ту, и сами увидите-с…

— Зачем? — испугался Шипов. — Зачем это мне туда ходить?

— Ежели не верите…

— Вроде бы там и сейчас кто-то есть, — сказал поп.

— Эх, — вздохнул Севастьянов, — продам все — и в Москву…

«Верно, — подумал Шипов, — и я в Москву! Вот радость… Пущай они тут сами, без меня…»

Тут он приподнялся, заработал локтями, начал выбираться из душного круга.

— Позволь, позволь… Да позволь, се муа!.. Да подвинься…

— Куда это вы? — засмеялся поп. — Уж не в Москву ли собрались?

— В Москву, в Москву, — твердил Шипов, выбираясь. — Я вас не трогаю, и вы меня не трожьте… В Москву…

Он лез через стулья, через кресла, наступал на чьи-то ноги, отбивался от чьих-то рук, пытавшихся его удержать. Ему казалось: еще шаг — и Москва откроется перед ним, и все несчастья кончатся. Он видел перёд собой широкую, теплую, мягкую Матренину постель и торопился, карабкался — скорей-скорей под пестрое одеяло, обо всем позабыть…

…Очнулся Михаил Иванович в незнакомой каморке со сводчатым потолком. Он лежал на жесткой койке. Прекрасный его костюм, вычищенный и отутюженный, аккуратно висел рядом на спинке стула. В окно было видно, что майское утро в разгаре. Голова болела. Воспоминаний не было. Возле стояли Севастьянов и мальчик в красном казакине. У Севастьянова было суровое, непроницаемое лицо, будто маска.

— В Москву собрались? — спросил он без интереса.

— Ага, — вспомнил Шипов, — в Москву, Матрена там у меня.

— Надо бы рассчитаться, — сказал Севастьянов и протянул счет.

Шипов схватил бумажку, вспомнил про ассигнации и чуть было не закричал, но едва прикоснулся к сюртуку, они захрустели успокоительно. От сердца отлегло. Скомканные бумажки посыпались на койку. Шипов засмеялся.

— Лямур?.. — И принялся считать.

Но сколько он ни считал, как ни пересчитывал, не хватало сорока рублей.

— Не знаю-с, — сказал хозяин и отворотился, — сами гуляли-с…

Шипов засуетился, вновь расправил все бумажки, разгладил их, отогнул загнутые уголки, но денег не прибавлялось.

— Может, я из Москвы пришлю?

— Не знаю-с, — сказал Севастьянов, — нам это ни к чему-с. Извольте платить.

— Может, гарнитуром не побрезгуете? — спросил Шипов, кивая на панталоны цвета беж и коричневый сюртук из альпага, обшитый по бортам шелковою тесьмою.

— Ладно, — вздохнул хозяин, — посчитаем-с.

— Цилиндр там, в нумере…

— Посчитаем-с. — И приказал мальчику в красном казакине. — А ну, слетай живо…

Мальчик улетел.

— Больше ничего нет, — сказал Шипов.

— Ой ли?

— Пальто гороховое?

— Пойдет-с…

— Ну, будя?

— В расчете-с…

И вот Михаил Иванович облачился в старую свою одежду и пошел к выходу. Хозяин проводил его до дверей и на прощанье сунул ему в руку полтинник.

— Мерси, — сказал Шипов и побрел в сторону Москвы.

10

(Из письма генерала Потапова — генералу Тучкову)

…сохранять полное спокойствие. Ничего еще не известно с достоверностью. Полковник Муратов — фигура увлекающаяся, я его хорошо знаю. Теперь не время для вздохов и восклицаний. Не могу вспомнить, Милостивый Государь, как родилась идея с этим агентом. С несомненностью помню, что выдвинули его у вас, в Москве, расхвалили, приукрасили, вознесли. Кто он такой? Откуда? Почему надо было ему доверять столь важное дело?

Было бы очень кстати установить, кто непосредственно этим распорядился. Ведь Вы только представьте: мы и в дальнейшем будем пользоваться подобными сомнительными рекомендациями, и это будет повергать нас в постоянные неудачи.

В конце концов, я не вижу ничего предосудительного в главном направлении наших стараний, хотя сознаюсь, что избранный нами метод оказался слабым и даже вредным.

Я рассуждаю так: ежели, предположим, Полковниц Муратов по каким-то личным соображениям вводит нас в заблуждение, то, стало быть, эта каналья М. Зимин все-таки провел работу, во всяком случае, устроил типографию. (Вы мне писали об этом.) То, что он пьянствовал, это еще ни об чем не говорит… Важен ведь результат, не так ли?..