Похождения Стахия

– Вы обрушите балкон! – пискнула Бенигна за спиной Анны и потянула ее вглубь башни, повела одеваться.

Вскоре в большом холодном и летом зале дымил камин. Его не разжигали лет пятьдесят. Дымоход облюбовали галки, возможно, и какая-то нечисть. Что-то там верещало, ухало, рвалось в ночное небо. Но ни зловещие звуки, ни едкий дым не мешали собравшимся дамам весело щебетать и кокетничать с ночным гостем.

– Вы прекрасно поете, граф, – восторгалась одна по-французски.

– И песни у вас премилые, – подхватила другая по-польски.

– Это сочинения моей матушки, графини фон Кенигсмарк, – по-немецки объяснил польщенный граф. – Она написала их в самую счастливую пору своей жизни.

– Как же, как же! Мы знаем, ваша матушка – талантливая поэтесса. Ее называют саксонской Сапфо, – обнаружила свою осведомленность Бенигна. – Мне рассказывал батюшка: она совсем молодой, примерно лет шестнадцати, в Стокгольме участвовала в драме Расина «Ифигения». Драма ставилась для королевской семьи. И не только играла – сочинила для нее музыку и пролог в стихах.

Анна нахмурилась. Она не переносила похвалу, расточаемую другим женщинам. Даже то, что расхваливалась ее будущая свекровь, ничего не меняло. Мориц заметил перемену в настроении суженой и опять запел:

В эту майскую ночь он отходит ко сну.

Дева – не призрак, и шорох травы наяву.

Светом луны обнажен берег пруда…

Анна прервала пение, приказала капризно:

– Идем кататься на лодках!

Все весело последовали за ней к реке. Она протекала под стенами замка. Невдалеке были еще две. Так что замок находился в междуречье и во время паводка становился и неприступным, и отрезанным от всего света. Комары и лягушки, возможность опасных встреч с лесными разбойниками, а то и с жильцами лесными – хорошенькое местечко выбрали герцоги Курляндские для летней резиденции! Но где они могли найти лучшее, когда вся Курляндия в болотах?

Анна выбрала лодку на двоих, без гребцов. Сама села на весла. Сильно и уверенно погнала ее вверх по реке, к восторженному изумлению Морица.

– Думм бер, догоняй! – крикнула озорно.

Он сел вместе с Бенигной и Эрнстом в лодку, идущую второй.

– Я так рада за Анну, – восторженно сказала Бенигна, – а вы, Эрнст милый?

– Яволь, яволь! Это для герцогини хорошая партия. «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала», – подумал Стахий.

– Ворох белых кувшинок покрыл простыню,
Выйди на берег – тебя беззаветно люблю, —

продолжал очаровывать Анну и всех обитательниц замка и вод Мориц.

– Напрасно он поет про Лореляй, – обеспокоилась Бенигна. – Ох, напрасно! Плохая примета. Тем более на воде.

– Женское суеверие, – обронил Эрнст, и она замолчала.

А ведь как в воду глядела: примета вскоре начала сбываться. Но несколько дней все-таки Мориц успешно пользовался веревочной лестницей. И его позднее (очень позднее!) рандеву с Анной уже никто больше не разделял. На рассвете Анна поднималась на башню провожать тайного гостя. Возвращаясь к себе, шептала неизменно:

– Не осуждай: я счастлива, думм бер. Наконец счастлива!

Он также неизменно отвечал ей мысленно: «Дай-то Бог!»

Конец ее счастью положила депеша, прибывшая из Петербурга на имя Бестужева. Петр Михайлович не сделал из нее тайны. Несколько раз прочитал ее вслух Анне и Морицу, так что при желании они могли затвердить ее наизусть. В ней же говорилось: «Хотя нами сегодня и получено ваше письмо о выборе чинами курляндскими в герцоги графа Саксонского Морица, однако имеете вы еще раз предлагать им его светлость, князя Меньшикова, ибо он здесь доносил, что прежде чины курляндские на выбрание его не только склонны были, но и сами желали, дабы он был герцогом у них».

И читавший и слушавшие понимали: светлейший князь лжет и депешу скорее всего писал сам. Понимали и то, что не Екатерина, а он правит Россией и управы на него не найти.

Удалая головушка, Мориц предложил Анне венчаться тайно и бежать с ним во Францию. Она согласилась, а бежать в чем была не отважилась. Приготовлений к побегу скрыть ей не удалось. Кто-то донес о них Бестужеву. Он приехал вовремя.

– Девочка моя, – заговорил с искренней любовью, не тяготясь присутствием Морица и стража у дверей, – дорогая моя девочка, – и грузно опустился на колени подле кресла герцогини, – ты погубишь себя. Ни одна любовь лиц коронованных не кончалась счастьем. Поверь мне! Да что далеко ходить – дядя графа, славный саксонский генерал погиб из-за любви.