Похождения Вани Житного, или Волшебный мел

— И пограничник он, и привратник, и охранник, а теперь ещё и перевозчик, это какой-то Сом-многостаночник получается…

А внутри гудело:

— Давненько у нас не было таких гостей!

Шишок же никак не мог успокоиться и всё продолжал ворчать:

— Если бы каждый так-то: проглотит котлету, а после заводит с ней задушевную беседу… Дескать, давненько не бывало в гостях такой вкусной котлеты.

Сом пророкотал:

— А и не всё же человечкам рыбку-то есть, иногда и рыбка может человечков съесть…

— Протестую! — закричал Перкун. — Тут и птицы имеются…

— Чайки?! — бабахнуло в мозгу.

— Нет, нет, — заторопился Перкун. — Всего лишь петухи. Один петух…

Рокот прекратился. Подождали — но было тихо…

— Как думаете, он нас насовсем проглотил или… не насовсем? — спросил шёпотом Ваня.

— Думаю, всё ж таки должон выплюнуть, — сказал Шишок. — Он же говорил, что перевозчик… Хотя, кто его знает, в каком виде он доставляет перевезённых… перевезённое… И не знаю, как ты, хозяин, а я так дюже невкусный. Думаю, даже ядовитый, — последние слова он проорал, видимо, в расчёте на слух Сома.

— Вас, он, может, и выплюнет, — вздохнул Перкун, — а меня точно в себе оставит. Вечно куры с петухами за всех отдуваются. Что поделаешь — белая кость… От белого мяса никто ещё не отказывался — ни во сне, ни наяву.

— Ну вот— опять он избранная птица… — проворчал Шишок. — И тут он лучше других оказывается.

— Не ссорьтесь хоть в желудке-то, — рассердился Ваня. А внутри зарокотало:

— Приготовьтесь, я скоро проснусь — и изрыгну вас наружу.

— Наконец-то! — пробормотал Шишок. — А то мы тут без воды уж чуть не задохлись.

— Но для этого вы должны сплясать во мне, только посильнее топайте-то… А то я больно крепко сплю… Ненароком ещё начну вас переваривать…

Дважды просить не пришлось. Шишок заиграл на балалайке — и заорал:

То не лёд трещит,
Да не комар пищит,
Это кум до кумы судака тащит,
Ах ты, кумушка, да ты, голубушка,
Приготовь-ка судака, чтобы юшка была!

Все пустились в сумасшедший пляс: Перкун подскакивал чуть не к потолку — и с размаху вонзался когтистыми лапами в скользкую поверхность, Ваня прыгал как медведь, взмахивая фонариком — свет от лампочки освещал то один, то другой угол сомьего желудка, Шишок же в лихой пляске отбил себе все подошвы. И ничего не происходило — внутренний голос молчал. Ваня тут засомневался: а не обиделся ли Сом, песня-то была не самая подходящая, не такую надо было исполнять в рыбьем желудке. А дышать становилось всё труднее…

Но тут откуда-то изнутри понеслась такая вонь, что все носы себе позажимали, а вслед за этим прикатилась бойкая волна слизи, подхватила путешественников и поволокла вперёд и вверх… Ваня сквозь полуоткрытые веки увидел свет, который всё приближался, становился шире, шире, и вот их с силой выхлестнуло наружу.

Глава 18. Речные выборы

Пронесло по воде, закружило, запружило — и отпустило. Ваня плавно опустился к ногам какого-то человека в джинсовой паре, стоящего на ржавой железной бочке. Лицо его показалось Ване смутно знакомым. Чуть в стороне такую же бочку оседлал некто, похожий на нового русского: в красном пиджаке и с такой толстой золотой цепью, на которую вполне можно было посадить волкодава. Кроме цепи, висящей на бычьей груди нового русского[52], никаких других сокровищ на дне Смородины не наблюдалось. Не было россыпей жемчугов, сапфиров, изумрудов. Не виднелся вдалеке золотой дворец или хоть глинобитная хижина…

Зато дно было завалено вросшим в ил железным ломом: куски арматуры, перевитые толстой проволокой и водорослями, отовсюду под разными углами живописно торчали ржавые железные листы. Горы жестяных банок с зазубренными крышками возвышались там и сям, некоторые вершины венчали трёхколёсные велосипеды, иные — внушительных размеров катушки с намотанной проволокой, а то ещё прохудившиеся тазы. Тут и там виднелась разнообразная дырявая обувь, зарывшаяся носами в ил — вся без пары. Одним словом, дно было городской свалкой, над которой катились речные валы. Новый русский и человек в джинсе находились в сердцевине этой свалки, а вокруг них кружило множество самой разной рыбы: мелкой и крупной. Сома же было не видать, наверно, вернулся на границу. Шишок с Перкуном подгребали сюда же. Доплыли до Вани и зависли по краям, молотя перепончатыми конечностями.

— Топляк, это кто ж такие? — едва удержавшись на бочке, воскликнул новый русский и обернулся к джинсовому. Топляк нырнул со своей бочки, поплавал вокруг троицы и пожал плечами:

— На русалок, нереид[53], океанид[54], а также водяниц[55], водяв и морян[56] не похожи. Пол не подходит. Явно не утопленники, как мы. У них жабры есть и перепонки. Могу предположить, что этот, — указал он на Шишка, — Нерей[57]… («Но, но, но!» — сказал Шишок.) А этот, — ткнул в Ваню, — Протей[58]. А может, наоборот. А этот, вероятно, морской петух, какой-то неизвестный науке вид.