В интересующее нас время (конец кембрийского – начало ордовикского периода) большая часть нынешнего Ирана примыкала к китайско-австралийской части Восточной Гондваны (рис. 0.1.15), о чем напоминают многочисленные линные шкурки трилобитов и раковинки брахиопод – точно такие же, как в Южном Китае. Около 510 млн лет назад море здесь и по всей планете сильно отступило, и обширные мелководные участки пересохли, что довершило череду массовых вымираний необычных раннекембрийских существ. Полуморские прибрежные пространства вновь заполнили микробы, покрывшие все мелкими известковыми складочками строматолитов, периодически засыпаемых песком, который выносился с соседней суши. Более сложная жизнь, конечно, не вымерла совсем и даже не замерла: все песчаное дно изборождено дорожками трилобитов, отваживавшихся выползать на стремительно мелеющие участки, и семенивших многочисленными ножками по своим, трилобитовым, делам. Постепенно территория вновь начала погружаться: рос гигантский подводный хребет в океане Япет, расширяющемся между Лаврентией, Балтией и Гондваной, и морские воды выталкивались на сушу (рис. 0.1а).
Но, чтобы увидеть, что случилось дальше, нужно забраться выше, куда такси, даже виллисы, уже не ходят. Выручают красивые арабские скакуны (благо, это не очень юные кобылы). Правда, выясняется, что, кроме славянской диаспоры и иранцев, никто не только не знает, как обращаться с лошадью, но даже с какого конца к ней подходить. Впрочем, жажда геологических знаний пересиливает, и караван со всадниками, буквально лежащими на своих кобылках, крепко обхватив их за шеи, начинает переход. На восхождении от примерно 2000 м к трем с чем-то тысячам попадаются скальные тропы и крутые курумы, по которым пешком я бы подниматься не отважился. Но кобылки идут мерной поступью.
Мы несколько часов преодолеваем вертикальную тысячеметровку. Однако, пока эта масса горных пород накапливалась, минуло все 15 млн лет. Давно канули в Лету раннекембрийские строматолиты, и нас обступили небольшие губковые рифы и ровные каменные поляны, покрытые небольшими известковыми стебельками, будто здесь очень давно кто-то посеял макароны, они дали всходы и так и окаменели. Это на самом деле стебельки и действительно известковые, но принадлежали они, конечно, не макаронным изделиям, а древним иглокожим – эокриноидам, дальним родственникам морских лилий, звезд и ежей. От них в большинстве остались только основания, навсегда впаянные в известковую корку. На невысоких (2–3 см) членистых стебельках когда-то покачивались небольшие таблитчатые чашечки, от которых вверх тянулись несколько членистых пищесборных ответвлений, облавливающих окружающее пространство. Маленьким иглокожим было трудно выживать на рыхлых илах, где каждый пробежавший трилобит норовил сбить неподвижное животное да еще прикопать его в толще осадка, откуда уже не выбраться… И они создали свой собственный мир – тесные поселения. Каждое предыдущее поколение здесь служило опорой подрастающему в прямом смысле этого слова. Отжившее свое иглокожие рассыпались на многочисленные пластинки, состоявшие из магнезиального кальцита; этот легко растворимый минерал насыщал осадок и быстро твердел, создавая площадку, где могла прикрепиться и закрепиться молодь. Со временем соседние поселения объединялись и обширные участки в десятки метров площадью превращались в долговечный грунт, на котором могли селиться и другие животные, нуждавшиеся в твердой «почве» под ногами (и другими органами) – мшанки, кораллы, микроконхиды, брахиоподы и все новые и новые иглокожие. Это произойдет в следующем, ордовикском, периоде. А здесь, на горах Эльбурс, мы видим первые подобные поселения, ставшие морским сообществом совершенно нового типа.
Эокриноиды не были единственными местными иглокожими. Изредка среди них встречались округлые таблитчатые «лепешки» (1–2 см в диаметре) с пищесборными придатками, радиально расходящимися из центра «лепешки» по ее поверхности. Это эдриоастероиды – представители еще одной древней группы иглокожих, которые первыми начали переходить на пятилучевую симметрию, служащую опознавательным знаком этого типа животных. Рядом с ними попадались и вовсе удивительные существа в виде округлой чашечки с членистым «хвостиком» и одним рогом. И это тоже были иглокожие – солюты. Все эти животные ни капли не похожи на современных представителей иглокожих и лишь смутно напоминают своих ордовикских последователей. Еще труднее увидеть в них нечто человеческое. А ведь они – и наши родственники тоже…
Впрочем, разглядеть нечто человеческое во многих представителях властей еще сложнее: это явно совсем другой тип животных. (А с Марджан Сатрапи мы все-таки столкнулись в реальной, хотя и совсем другой, жизни – в 2004 г. на Франкфуртской книжной ярмарке, где ей вручали премию за комикс года, а я представлял маленькое новорожденное российское издательство «Бук Хаус», будучи его главным редактором и не занимаясь совсем никакой наукой.)
Глава 28
Ожившие пентаграммы