Я слишком любопытствовал узнать правду, чтобы этим удовольствоваться. Спросив, как пройти к картезианскому монастырю, я немедленно туда отправился в надежде снова встретить своего инока, когда тот вернется, и твердо решил подойти к нему и заговорить. Но мне не пришлось дожидаться, чтобы получить все нужные сведения: как только я подошел к монастырским вратам, другое знакомое лицо превратило мое сомнение в уверенность: я узнал в брате-привратнике Амбросио Ламелу, своего прежнего слугу, что, как вы легко можете себе представить, привело меня в величайшее изумление.
Мы оба равно удивились неожиданной встрече в таком месте.
— Не мираж ли это? — сказал я, поклонившись ему. — Действительно ли глаза мои созерцают друга?
Он сперва не узнал меня или, вернее, сделал вид, будто не узнает, но, сообразив, что притворство бесполезно, принял вид человека, внезапно вспомнившего нечто, давно позабытое.
— А, сеньор Жиль Блас! — воскликнул он, — извините, что не сразу узнал вас. С тех пор как живу в этой святой обители и тщусь выполнять предписания нашего устава, я мало-помалу теряю воспоминания обо всем виденном мною в миру. Мирские образы постепенно испаряются из моей памяти.
— Я испытываю истинную радость, — сказал я ему, — встречая вас вновь, после десятилетней разлуки, в столь почтенном одеянии.
— Ах, — отвечал он, — стыжусь показаться в нем человеку, который был свидетелем моей прежней преступной жизни: это платье непрестанно меня в ней упрекает. Увы! — добавил он, испуская вздох, — чтоб его носить, надлежало бы иметь за собой непорочную жизнь.
— По этим восхищающим меня речам, дорогой брат, — отвечал я ему, — ясно видно, что перст господень коснулся вас. Повторяю, я в восторге и умираю от жажды узнать, какими чудесными путями вступили вы на стезю добродетели вместе с доном Рафаэлем, ибо убежден, что именно его встретил в городе, одетого в картезианскую рясу. Я раскаялся в том, что не остановил нашего приятеля на улице и не заговорил с ним, и теперь жду его здесь, чтобы исправить свою оплошность, когда он вернется.