Похождения Жиль Бласа из Сантильяны

— Я, конечно, был бы, — так начал Сипион, — сыном гранда первого класса191 или, по меньшей мере, кавалера орденов св. Иакова или Алькантары, если бы это зависело от меня; но, поскольку отцов не выбирают, я должен сообщить вам, что мой родитель, по имени Торрибио Сипион, был честным стражником Священного братства. Разъезжая взад и вперед по большим дорогам, к чему постоянно вынуждала его профессия, он однажды между Куэнсой и Толедо случайно повстречал молодую цыганку, которая показалась ему весьма пригожей. Она была одна, шла пешком и все свое имущество несла за плечами в какой-то котомке.

— Куда это вы идете, милочка? — сказал он ей, стараясь смягчить свой обычно весьма суровый голос.

— Сеньор кавалер, — отвечала она, — я иду в Толедо и надеюсь там так или иначе зарабатывать на жизнь честным трудом.

— Похвальное намерение, — заметил он, — и я не сомневаюсь в том, что у вас не одна пуля в патронташе.

— Да, — ответила она, — у меня, слава богу, есть несколько талантов: я изготовляю помады и притирания, весьма полезные для дамского сословия, гадаю на картах, верчу решето для отыскания потерянных вещей и показываю все, что кому угодно, в зеркале или стакане воды.

Торрибио рассудил, что такая женщина является весьма выгодной партией для человека, лишь с трудом живущего от своей профессии, хотя и хорошо исполняющего все связанные с оной обязанности, и предложил ей выйти за него замуж. Цыганка отнюдь не пренебрегла предложением служителя Священной Эрмандады. Напротив, она приняла его с удовольствием. Сговорившись, они поспешили в Толедо, где и поженились, и вы видите во мне достойный плод этого супружества. Поселились они в предместье, где мать моя сперва завела торговлю помадою и притираниями; но, найдя, что это занятие недостаточно прибыльно, она сделалась гадалкой. Тут-то полились дождем эскудо и пистоли; множество простофиль обоего пола вскоре распространили славу Косколины (таково было имя цыганки). Ежедневно приходил к ней кто-нибудь с просьбой применить свое искусство в его пользу: то бедный племянник осведомлялся, когда его дядюшка, коего был он единственным наследником, отойдет в лучший мир; то девица желала узнать, выполнит ли кавалер, ухаживания коего она благосклонно принимала, свое обещание жениться.

Должен вам сказать, что пророчества моей матери были всегда благоприятны для тех, кому она их возвещала. Если они исполнялись, — тем лучше; если же к ней являлись с упреками, что произошло нечто совершенно обратное ее предсказанию, то она невозмутимо сваливала всю вину на злого духа, который-де вопреки силе заклинаний, пускаемых ею в ход, чтобы принудить его к обнаружению грядущих судеб, все же иногда коварно ее обманывает.

Когда же, для спасения чести своего ремесла, мать моя почитала нужным вызвать дьявола во время заклинаний, то роль эту исполнял Торрибио Сипион и великолепно справлялся с оною, ибо резкий его голос и безобразная внешность вполне соответствовали изображаемому персонажу. Человек мало-мальски суеверный приходил в ужас от физиономии моего родителя. Но однажды, на его беду, явился какой-то грубый капитан, который пожелал увидеть черта и тут же пронзил его шпагою. Святая инквизиция, проведав о смерти дьявола, послала в дом Косколины своих служителей, которые захватили ее со всем имуществом. Меня же, тогда еще семилетнего мальчика, поместили в убежище де-лос-Ниньос.192 В этом заведении были жалостливые священники, которые, получая хорошую плату за воспитание бедных сирот, брали на себя труд обучения их грамоте. Я показался им многообещающим ребенком, благодаря чему они, в знак отличия перед другими, избрали меня для выполнения всяких своих поручений. Они посылали меня в город с письмами. Я бегал туда и сюда по их надобностям и помогал им при требах. Из благодарности они вознамерились обучить меня латыни, но, несмотря на оказанные мною мелкие услуги, взялись за это с такою строгостью, что я не вытерпел и в один прекрасный день улизнул, исполняя какое-то поручение. Я не только не вернулся в приют, но даже покинул Толедо и, миновав предместье, пошел по направлению к Севилье.

Хотя мне тогда едва стукнуло девять лет, я уже был рад очутиться на свободе и сознавать себя полным хозяином собственных действий. Не было ни денег, ни хлеба. Но это не беда: зато не надо было ни учить уроков, ни писать сочинений. После того как я прошагал часа два, маленькие мои ноги отказались служить: я ведь еще ни разу не совершал столь длительного путешествия. Пришлось остановиться для отдыха. Я присел под деревом у самого края дороги. Тут я для потехи извлек из кармана латинский учебник и стал шутя просматривать его. Но затем, вспомнив все линьки и розги, которые достались мне из-за этого учебника, я принялся вырывать из него страницы, приговаривая в сердцах:

— Ах ты, свинячья книжонка, довольно мне проливать слезы по твоей милости!