Похвала недругу

— Иностранная комиссия? — промямлил Неваляйкин в трубку, нажимая на прононс. — Сим Симыча, пожалуйста… Сим Симыч, Неваляйкин… Слышали уже? Да… Да.. Нет, нет, это для меня такой удар, такой удар!.. Такое потрясение для нас обоих с Милочкой, что не знаем, куда себя девать. Был бы пистолет… А что делать? Люди-то кругом черствые… Уехать бы куда… На время, развеяться, забыться. Подальше. Нет, Франция, Испания, Италия — эти страны не успокоят, тут мне уже все известно, как на моем дачном участке. Подальше, подальше, куда-нибудь… В Америку? Ну, что ж…. Давайте, хоть в эту бучу, боевую кипучую, в эту одноэтажную, как говорил Володя Маяк. Да, да, правильно, под «бучей» он не Америку имел в виду. Вот видите, от горя я уже сам не свой, заговариваться стал. Надо развеяться. На июль уже не могу. На август. С женой. Ну, сделайте, ведь такой трагический случай! Да откуда же у меня деньги? Командировочку оформите, за счет Союза. Ведь такой случай! Спасибо. Значит, на август. Сувениры за мной. Ну, ну!..

Неваляйкин встал, потянулся:

— Бюрократы проклятые, каждого надо уламывать, объяснять, просить. О, народ! Сувениры, сувениры!..

Вспомнив что-то, Неваляйкин вновь схватил телефон и стал неистово накручивать диск:

— Жилищная комиссия? С вами говорит член Союза писателей, член Литфонда, член секции, член комиссии по наследству Хряпкина лауреат Неваляйкин. — Изложив в самых печальных красках свою беду, он резюмировал: — Так, вот, у нас с женой три комнаты. Сами понимаете, в такой обстановке, при таком несчастье… Нас двое… И горе… Нам бы улучшить… На пятикомнатную. Нет, вы меня не поняли. У нас ничего не увеличилось, ничего не освободилось: теща жила в другом городе. У нас? У нас горе, понимаете, несчастье, беда, трагедия. Неужели это так трудно понять и войти в положение?! Значит, нельзя? — Неваляйкин бросил трубку и заходил вокруг кресла. Потом остановился, поддел растопыренными пальцами свою львиную гриву, вздыбил ее и воскликнул трагически: — Боже мой! Какие черствые люди! Люди-и, куда мы идем!

«ХОЧУ ИНТЕРВЬЮ!»

Неваляйкин просмотрел одну газету — швырнул ее на пол, другую — скомкал, запустил ею в дальний угол.

— Черт знает что такое! И после этого они будут утверждать, что не поддерживают групповщину? А где Неваляйкин? Где, я тебя спрашиваю? — обратился он к обескураженной жене. — Вон, посмотри: интервью от того, интервью от другого… «Что мы пишем», «Как мы пишем», «Над чем работаем». А где Неваляйкин? Скажешь, это все квассики? А кто их «квассив»? Откуда читатевь узнает обо мне, если ни одного моего интервью не опубвиковано? Ну, вадно!.. Я сейчас задам им жару! Мивочка, подай, дорогая, тевефончик… Спасибо…

Неваляйкин решительно набрал номер, откашлялся, выпалил в трубку:

— Хрум Хрумыч, что же это делается? Значит, все есть, а Неваляйкина нет? Где Неваляйкин? Отнюдь не пьян… Всерьез спрашиваю. Где, где? Это, конечно, шутка, я юмор уважаю, особенно сверху. Ну а если все-таки всерьез? Где Неваляйкин? Дома? Да, я дома, верно… Но я не в этом смысле. Почему вы меня игнорируете? Каким образом? А вот таким… На днях был опубликован некролог, под ним пятнадцать фамилий, а Неваляйкина нет. Почему? Я что, против? Я бы с удовольствием подписался под любым некрологом. Так нет, все это делается как-то келейно. Или: вот вы печатаете интервью. А где Неваляйкин? Как мой читатель узнает обо мне? По рассказу? Нет, он хочет большего! Кстати, рассказ, который был с таким трудом вами опубликован, получил колоссальный резонанс! Идут тысячи восторженных писем! Спрашивают, что можно еще моего прочитать, над чем работаю… А как я им всем отвечу? Меня просто физически не хватает. Что-что? Вы получили много ругательных писем и ни одного положительного? Странно… Это наверняка мои недоброжелатели, завистники… У меня их знаете сколько! Так где же Неваляйкин? Поймите меня правильно: я не о себе пекусь, это читателю нужно, это он требует: «Где Неваляйкин?» Имейте в виду: я буду жаловаться, буду… Как зачем жаловаться? Хочу интервью! Будет? Когда? Ваш корреспондент позвонит? Вот это другой разговор! Жду!

Неваляйкин положил трубку и недоверчиво покосился на телефон. Потом накрыл его широкой ладонью и потащил к письменному столу, водрузил на гору газет и журналов, локтем раздвинул в стороны клей, ножницы, выбрал из подстаканника черный фломастер, стал быстро набрасывать интервью. Когда зазвонил телефон, он был уже готов.