Похвала недругу

— Чего? От конституции? Давай вали теперь все на Советскую власть, она вывезет! «Конституция». Конституция у нас у всех одна. Понял?

— Да погоди ты, не кипятись. Я о какой конституции толкую? Об организме человека. В том смысле, што толщина его от харчей не зависит. Вон мой племяш, Василь Гурин, толстый…

— Ну, и ты думаешь, он от хорошей жизни такой толстый? — перебил Илья Карпа. — Он же сердце надорвал со своей говорилкой, она ж ему слова не даеть сказать. Он — «да», она — «нет».

— Значит, ты и Нинку его туда же? Она ж в очках ходит! — горячился Карпо.

— А чем она лучче других? Тольки што в очках, а пальцы в рот не клади. По всему ж видно, не сладко с ней твоему Василю, вот он и толстеет.

— Не, — крутит головой Карпо. — Нинка заботливая, она к Василевой родне хорошо относится, шутки его воспринимаете и готовить хорошо умееть, вкусно.

— Ну и што? — не сдавался Илья. — Это ж она нарочно все делает, нарочно закармливает его, как ото ты своего борова, а он жреть да хрюкаеть.

— Кто хрюкаеть — Василь?

— Да не, боров твой. Да и Василь скоро хрюкнет: у него уже нос утоп промеж щек, в поросячий пятачок превращается. Это ж она издевается так над ним.

— Выходит, значит, по-твоему, никому из нашего брата так и не пощастило в жизни?

— Ну, а может, скажешь — ты шибко счастливый? Ты вот прожил сколько лет, и, скажешь, никогда не ссорились?

— Как можно! — сказал Карпо. — Жизня — она, брат, не гладенькая хванерка, на ней попадаются и зазубринки.

— «Зазубринки». А если прикинуть, так тоже, наверное, сплошные ссоры да скандалы? И все она командует, во всем она права.

— Не! — не согласился Карпо. — Хорошее переважить. И командую в доме я, — сказал твердо Карпо, оглядываясь через калитку во двор. — Тут командир я!

— Ну, значит, повезло тебе.

Какое-то время оба сидели молча, курили, а потом переглянулись и засмеялись — вроде как нашли общий язык: один облегчил душу, а другой прикоснулся к чему-то новому для себя, что было для него до сих пор далеким, чужим и запретным.

И вдруг со двора донесся звонкий голос Ульяны:

— Карпо-о! Ну, где тебя черти носють? Поросенок не кормлен, ниче не сделано, а скоро ж люди поприходють — Клавка со своим, Микита… Карпо-о-о!

— Ну, че звягаешь? Тут я… — отозвался Карпо.

— О, сидит, празднует! — всплеснула руками Ульяна, — И товаришша себе под стать нашел! Он же бобыль, его дело холостяцкое — никаких забот. А ты?

— Не ругайся, тетка Ульяна, — сказал Илья. — Ухожу. — Он покрутил головой, проговорил, уходя: — «Хорошее переважить»! Эхе-хе!

— Чего это он? — кивнула на Илью Ульяна.

— Да так… — сказал Карпо и пошел кормить поросенка. Делал дело, а сам думал: «Чего только в природе не бывает… Каракурта какая-то…»

ПУТЕШЕСТВИЕ НА «ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛКЕ»

Мой сосед просто помешан на этих «тарелках». Каждый вечер он обязательно приносит какую-либо новость о них. То где-то она зависла над поездом, и пока все пассажиры не налюбовались ею, она поезд не отпускала, то где-то в Испании она зайцем прокатилась на хвосте самолета и смылась только тогда, когда летчики вызвали истребитель. А на юге эта «тарелка» в одну из ночей долго наблюдала двух тетек, отдыхающих в санатории. При этом весь город был освещен прожектором. А вчера такая вот «тарелка» зависла над переездом, и все машины заглохли…

— Ну, говорю, теперь мне ясно, почему моя машина как-то летом заглохла. Мне бы поднять голову да пульнуть камнем в эту «тарелку», отогнать ее, а я в моторе копался, бензонасос холодной водой поливал, остужал.

— Смеешься… — обиделся сосед. — Не веришь… А зря! — и он многозначительно погрозил мне пальцем, будто я святотатствовал.

— Не верю, — стоял на своем. — Что же они, эти умные-разумные обитатели «тарелок», ведут себя так странно: в контакт с нами не вступают, появляются таинственно и так же таинственно исчезают, неуязвимые и неуловимые? Духи они, что ли?

— Они очень разумные! А нас держат как заповедник — хотят узнать, что из нас в конце концов получится.

— Так и у нас есть заповедники, и мы там ведем научную работу, и животных, и мошек разных изучаем. А они? Хоть одного землянина утащили? Нет. Вот взяли бы, например, меня своим пинцетиком поперек живота и на «тарелку» для изучения… Или нет, я слишком толст, по весу им неподходящий. Ну, взяли бы тебя, ты худощав и по весу легче, взяли бы и унесли своим ротозеям напоказ, ученым для науки. Нет же, не делают этого почему-то.

— Говорю тебе: мы у них заповедник, вмешиваться не хотят.

Долго мы в последний вечер спорили, наверное, только уже за полночь разошлись. Устал я, даже тарелки, не летающие, а настоящие, не стал со стола убирать, оставил на утро жене, лег на диван.

И уснуть еще не успел — чувствую: свет в комнате ка-какой-то ненормально яркий горит. «Что за безобразие? — думаю. — Опять этот дурень со своим прожектором балуется. Сейчас выйду на балкон, отчитаю его». Есть в нашем доме один чудак: купил машину, поставил во дворе и по ночам со своего окна ярким прожектором ее облучает.