Читаем Похвала подлости полностью

Геббельс, по-видимому, считал, что скромность украшает человека только в том случае, если ему самому нечем больше себя украсить. Послушаем еще одну выдержку из его дневника: «Вечером в семь часов будут передавать мою речьпо радио. Я еще раз прослушаю ее сам. Дикция и стиль великолепны(курсив — Б. П., Е. П.), и я льщу себя надеждой, что речь до некоторой степени произведет впечатление, хотя я и не был в состоянии использовать в качестве аргументов какие-то конкретные успехи. Но народ уже довольствуется и тем, что сегодня имеет возможность послушать по крайней мере часовую хорошую речь» (курсив — Б. П., Е. П.) [17, с. 60].

С точки зрения Геббельса критики, критикующие его, не могут быть правы. По определению.

«Когда, например, мою речь критикуют за то, что в ней лишь в туманных выражениях говорилось о воздушной войне, то в этом виноват не я, а Геринг. Я не преминул бы сказать нечто более позитивное о нашей военной авиации. Если бы авиация была в состоянии предложить нечто более позитивное. Впрочем, я полагаю, что речь произведет более глубокое впечатление только спустя некоторое время» (курсив — Б. П., Е. П.) [17, с. 68].

Действительно, большое видится издалека. Включая большую глупость и большую подлость.

53. Храни верность принципу: закон дуракам писан

Первый рейх. «Когда в ответ на его (Калигулы. — Б. П., Е. П.) громкий смех консулы спросили его о причинах веселья, он ответил, что его радует, что по одному его кивку им тотчас снесут головы» [2, с. 404].

— «Законы, ограничивающие расходы, по-прежнему запрещали слишком дорогие трапезы и по-прежнему игнорировались(курсив — Б. П., Е. П.). Цицерон попробовал жить согласно с ними, питаясь какое-то время овощами, а потом десять дней промучился поносом» [32, с. 148].

Второй рейх. Инквизиция приписывала своим указам обратную силу (курсив — Б. П., Е. П.). Благодаря этому инквизиторы возбуждали дела даже против умерших, получивших в свое время помилование(курсив — Б. П., Е. П.) у Святой матери церкви, если удавалось доказать, что какое-то преступление, совершенное при жизни, не было искуплено в соответствии с требованиями Святой палаты [89, с. 208]. Она стала отменять купленные ранее у нее же отпущения грехов, поскольку деньги были уже получены, то можно было утверждать, что отпущения действительны лишь в рамках трибунала совести [89, с. 297–298].

— «Чтобы избежать возможных неприятностей (то есть, что выберут не того, кого надо. — Б. П., Е. П.) прибегли к весьма простому средству: в то самый день, когда Великий Совет собрался для производства выборов магистратов, в момент подачи голосов с неслыханной, невероятной бесцеремонностью из состава избирателей было исключено множество граждан, которые были известны, как особенно горячие приверженцы народной партии(Савонаролы. — курсив и примечание — Б. П., Е. П.).

Благодаря этому, в гонфалоньеры юстиции был избран мессир Виери Деи Медичи» [12, с. 162]. Шел 1497-йгод.

— «19 мая (1498-го года. — Б. П., Е. П.) совершили свой торжественный въезд во Флоренцию папские комиссары, Джиоане Туррнано, Генерал Ордена Доминиканцев, и Франческо Ромолино, епископ Илердский и аудитор губернатора Рима, позднее более известный под именем кардинала Ромолино.

Джироламо Бенивиени (патрон Флоренции. — Б. П., Е. П.) накануне получил из Рима письмо, в котором говорилось: «Два комиссара едут с приказом осудить Савонаролу на смерть, если бы даже он был свят, как сам Иоанн Креститель» [12, с. 172]. Последние, впрочем, совсем не скрывали этого: едва лишь Ромолино прибыл в отведенные ему апартаменты в доме некоего Пандольфо дела Луна у Сан Пьеро Скераджио, как сказал ему: «Мы устроим хороший костер: приговор по этому делу уже подписан» (курсив — Б. П., Е. П.; то, что это произошло доначала судебных слушаний — деталь, совершенно несущественная. — Б. П., Е. П.) [12, с. 172]…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное