Похвала тени

Как известно, в Осаке сложились три своеобразные формы музыкальных произведений – баллады «дзёрури», песни «дзиута» и пьесы школы Икута для исполнения на кото. Я не бог весть какой знаток музыки, но она была частью моего окружения, и, таким образом, я имел возможность приобщиться к этим музыкальным произведениям, они как бы сами собой запечатлелись в сознании и незаметно оказали на меня большое влияние. Помню – мне было тогда лет пять, – в глубине нашего дома в Симаноути изящная белолицая женщина с ясными, большими глазами играет на кото, а слепой учитель музыки аккомпанирует ей на сямисэне… Эта сцена осталась в памяти как отдельная, отрывочная картина, и мне кажется, будто утонченный облик той женщины, игравшей тогда на кото, – единственный образ матери, сохранившийся в моей памяти. Правда, потом бабушка говорила мне, что то была, наверно, она сама, потому что моя мать умерла еще раньше… Но вот что удивительно – я отчетливо помню, что женщина и учитель играли пьесу «Зов лисы», одну из пьес школы Икута… Впрочем, в нашей семье все женщины – и сестры, и бабушка – брали уроки музыки у этого мастера, так что мне и после того не раз случалось слышать эту же пьесу, и, может быть, поэтому первое впечатление так закрепилось в памяти… Вот слова этой песни:

Жизни печальной измерены часы –
Цветы поникли под бременем росы.
Что лисицу к людям так манит,
Зеркало мудрости туманит?
Вот на пути ей встретился монах.
Убегает матушка, прячется в горах.
На бегу лиса оглянулась,
Только больше уж не вернулась –
И напрасно я на тропке стою,
Все зову ее, слезы лью:
«Хоть скажи, к кому ты, лисонька, шла,
Через горы, через долы брела?»
«Только к тебе, родной!»
«Ты ответь, с кем свидеться хотела,
Или есть к кому какое дело?»
«Только к тебе, родной!»
«Так отчего же, матушка-лиса,
Ты убегаешь от меня в леса?»
«Сердце томится,
Снова я одна
И возвратиться
В дальний лес должна.
Там под лианами
Я найду приют.
Мне хризантемы
Убежище дадут.
Скроет тень высокого бамбука,
С каждым шагом тяжелее разлука!
Узкой тропинкой
Я бреду назад,
Всюду цикады
Жалобно звенят,
Жалобно, жалобно, жалобно звенят.
Хмурое утро,
Дождик моросит.
Сколько опасностей
Каждый луг таит…
Горы и долы,
Селенья прохожу,
Крадучись, крадучись
Перейду межу.
Крадучись, крадучись
Все дальше от сынка,
Крадучись, крадучись –
А в душе тоска…»

До сих пор помню наизусть и мелодию, и слова… Но если я так хорошо запомнил, как та женщина и учитель пели именно эту песню, значит, было в этих словах нечто вызвавшее отклик в душе наивного маленького ребенка.

* * *

Вообще-то в песнях «дзиута» концы с концами зачастую не сходятся, порядок слов перепутан, есть много мест, смысл которых трудно понять. К тому же содержание заимствовано из пьес театра Но или драм «дзёрури», так что, не зная источника, тем более трудно уловить, о чем идет речь. Песня «Зов лисы» тоже, как видно, основана на каком-то классическом сюжете. Но слова: «И напрасно я на тропке стою, все зову ее, слезы лью…» – и дальше: «Так отчего же, матушка-лиса, ты убегаешь от меня в леса?» – живо передают горе ребенка, тоскующего о покинувшей его матери. Очевидно, они-то и произвели на меня тогда такое сильное впечатление. А эти слова: «Крадучись, крадучись все дальше от сынка, крадучись, крадучись – а в душе тоска…» – напоминают колыбельную песенку… Я не знал тогда ни иероглифов, которыми пишутся слова «Зов лисы», ни что означают эти иероглифы, но, много раз слушая эту песню, я все же смутно уразумел, сам не знаю, по какой ассоциации, что она имеет какое-то отношение к лисе.

Может быть, я сообразил это потому, что бабушка часто водила меня на спектакли кукольных театров Бунраку [86] и Хориэ, и мне врезалась в память сцена расставания матери с сыном в пьесе «Листок Лианы» [87], это постукивание ткацкого челнока: «тон-карари, тон-карари», когда мать-лисица сидит за ткацким станом в осенних сумерках, и потом – финал, когда, скорбя о предстоящей разлуке со спящим мальчиком, она пишет на бумажных раздвижных ставнях стихотворение: