Покидая Аркадию. Книга перемен

В ту субботу они, как всегда, собрались на шашлыки. По дороге вспомнили, что забыли про воду. Серега остановил машину на обочине, Тата с сумочкой в руках перешла улицу, взялась за дверную ручку и влетела с дверью в магазин, сбитая с ног взрывной волной. Машина, в которой сидели Серега и дети, превратилась в груду металлолома, погибших хоронили в закрытых гробах, Тата отделалась ушибами и порезами.

Одиннадцать лет она прожила в Новопокровском монастыре послушницей, но так и не приняла пострига, а потом была вынуждена покинуть обитель по требованию матери-игуменьи.

Тата была хорошей послушницей: соблюдала правила, трудилась не покладая рук, лучше всех читала вслух Писание в трапезной, была тиха и весела, и все ее любили, но обнаружившийся у нее дар вынудил настоятельницу монастыря прибегнуть к крайней мере.

Началось все с малого. Одна из монахинь страдала мигренью, во время приступов она становилась сама не своя – не помогали ни молитвы, ни лекарства. По ночам у ее постели сидели сестры, которых эти дежурства доводили до крайнего изнеможения. Пришел черед Таты, она провела с больной ночь, и после этого у монахини боли прекратились навсегда.

«У нее рука легкая, – сказала монахиня. – Погладила по голове – и как рукой сняло».

Посмеялись и забыли.

Но вскоре стали замечать, что прикосновение Татиной черной руки и впрямь избавляет не только от болей, но и от болезней. Об этом заговорили и паломники, которые повезли и понесли своих несчастных родственников в Новопокровский монастырь, «к целительнице». Пошли разговоры о чудесах.

Поначалу игуменья не принимала все это всерьез, но после того как женщина из Шацка стала рассказывать всем о том, что черная рука вылечила ее сына от рака спинного мозга, поняла, что это серьезно. Мать Варвара вызвала Тату на разговор. Ей не пришлось убеждать послушницу в том, что та занимается богопротивным делом: Тата и сама это понимала. Сошлись на том, что отныне послушница будет всячески избегать встреч с паломниками.

Мать Варвара была суровой женщиной, много повидавшей и пережившей. Завершая разговор с послушницей, она наклонилась к Тате и проговорила: «Чудо – это язва в мире и, может быть, самое страшное из всех испытаний, какие посылает нам Господь».

Настоятельница понимала, что она бессильна перед людьми, для которых жажда чуда, тайны и авторитета стократ важнее в этом мире, чем жажда света.

Тата пряталась от паломников, иногда целыми днями не выходила из кельи, но люди подстерегали ее всюду, хватали за одежду, ползали за нею на коленях, кричали и плакали, просили, умоляли и требовали чуда.

Через год у матери-игуменьи обнаружилась неоперабельная опухоль мозга. Она слишком поздно обратилась к врачам. Ее лечили, но вскоре были вынуждены отпустить из больницы. Настоятельница вернулась в монастырь, чтобы умереть. Сестры плакали и молились. Мать Варвара кричала от боли и то и дело теряла сознание, но отказывалась от морфия. В горячем поту, со спутанными волосами и затуманенным взглядом, она молила Господа о смерти. Ночью в ее келью пришла Тата. Она положила черную свою руку на голову игуменьи, и вскоре та перестала стонать, а потом и уснула. Через неделю она начала принимать пищу и вставать.

Врачи ничего не понимали: мать Варвара стремительно выздоравливала.

Все в монастыре знали о том, что произошло, но боялись рассказывать об этом настоятельнице. Однако она сама догадалась обо всем и велела позвать Тату.

– Соблазн должен войти в мир, – сказала она, – но горе тому, через кого он войдет.

Тата кивнула и сказала:

– Лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный.

Вечером она спустилась в мастерскую, помолилась, включила циркулярную пилу и отрезала черную руку. Ее спасли от смерти, выходили, подлечили, потом помогли собрать вещи и проводили до автобуса.

– Человек может многое вынести, если его не остановить, – сказала настоятельница, когда ей рассказали о поступке послушницы.

Монахини плакали, прощаясь с Татой, а она не плакала.

Она навестила Агнию, которая вышла замуж за соседа Фунтосова, вдовца и молчуна, взяла из тайника деньги, купила самое необходимое из мебели и одежды и уехала в заброшенную лесную деревню километрах в двадцати от райцентра. Выбрала дом покрепче, наняла мужиков – они починили крышу, окна и печь, перестелили полы, привели в порядок баню, почистили колодец.

В деревне не было электричества, поэтому стирать приходилось в корыте. Тата кое-как вскопала огород, посадила картошку, лук, огурцы, завела кур. Читала при свете керосиновой лампы, готовила на керосиновой же плитке. Соль, сахар, муку и керосин раз в месяц привозил Фунтосов, у которого была машина – старенький, но крепкий «уазик». Фунтосов же разобрал один из заброшенных домов на дрова.

Узнав, что послушница лишилась чудесной руки, люди перестали беспокоить Тату. Она жила одиноко, придерживаясь порядка, к которому привыкла в монастыре: вставала в пять утра, молилась, кормила кур, работала по дому и в огороде, читала Писание, рано ложилась спать.