Покидая мир

Я понимала, что вынуждена буду играть роль разлучницы и «другой женщины». Точно так же, как оба мы отлично знали — стоит просочиться хоть какой-то информации о нашей связи, достаточно любого слуха, сплетни, и на карьере Дэвида можно будет ставить жирный крест, равно, по-видимому, как и на моей диссертации. («Не исключено, правда, что тебя они будут рассматривать как жертву, — заметил однажды Дэвид, — и позволят консультироваться со своим руководителем».) Это означало, что я не могла — и не стала бы — никому ничего рассказывать. Тем более Саре Кроу, очень аристократичной, даже изысканной, но при этом весьма острой на язык уроженке Новой Англии, диссертация которой была посвящена теме американского пуританства. У Сары, как у истинно светской дамы, были весьма серьезные связи. По воскресным вечерам она устраивала в своей квартире на Брэттл-стрит настоящий салон, где собирались сливки гарвардского общества (да и другие важные персоны, удостоившие Кембридж посещением в выходные). Мы познакомились с ней на симпозиуме, посвященном творчеству Эмили Дикинсон, Сара сочла меня достаточно интересной, и время от времени я стала получать от нее приглашения на ужин. Но она явно была не тем человеком, с которым я вообще могла бы откровенничать.

Но я ничего не рассказала даже Кристи Нэйлор, а уж она была по-настоящему близкой подругой, я познакомилась с ней в первый год обучения в аспирантуре.

Кристи была из штата Мэн; в школе она жутко лоботрясничала и с трудом сумела поступить только в местный университет в Ороно. Однако там она внезапно взялась за ум, добилась заметных успехов в учебе («Главным образом потому, что мужики там были страшные зануды»), окончила университет с отличием и, как и я, получила полную стипендию в Гарварде. Она специализировалась на американской модернистской поэзии, в частности на Уоллесе Стивенсе,[9] коего почитала почти божеством. Она и сама стала пописывать стихи, публикуя их время от времени в небольших журналах и газетах. Ей, называвшей себя «девчонкой из захолустья», а свой городок Люистон в штате Мэн «глубокой задницей Новой Англии», ничего не стоило выкурить в день сорок сигарет или напиться дешевым пивом. Но если вы заводили с ней разговор о музыкально-речевых особенностях «Песен» Эзры Паунда[10] или об использовании пентаметра в «Тринадцати способах видеть черного дрозда» Стивенса, Кристи обнаруживала такую остроту интеллекта, которую иначе как блестящей и не назовешь. Ее научная работа в полной мере соответствовала мастерству тех поэтов, которыми она так восхищалась.

— Моя проблема, — заявила она однажды вечером, когда мы с ней отправились немного выпить, — в том, что, когда дело касается мужчин и искусства, я вечно выбираю самого проблемного и трудного человека из всех имеющихся в наличии.

То, что Кристи была немного полновата — а физические нагрузки и даже самые необременительны диеты воспринимала как проклятие, — придавало ей какое-то особое очарование — интеллектуалка, внешне похожая на неотесанную провинциальную деваху, живущую в автофургоне для бедноты. Такая внешность, впрочем, не помешала заинтересоваться ею некоему весьма лощеному типу по имени Уинтроп Холмс-третий, который за ней так и увивался.

— По-моему, все меня воспринимают как приверженку разнузданного секса, и, в принципе, они почти правы. Мне нравится разнузданность. И психи. А ты, наоборот, прямо святая покровительница самоконтроля, совершенно неспособная распоясаться и набрать хоть чуть-чуть веса…

— Это не зависит от моего желания.

— Да, ты просто астенична, и вдобавок чертовски хорошенькая.

— Едва ли меня можно назвать хорошенькой.

— Ну, разумеется, что ты еще можешь сказать, с твоим-то талантом к самоуничижению. Но ты уж мне поверь, мужчины находят тебя весьма привлекательной.

Дэвид тоже не раз говорил мне об этом, особенно когда замечал, как я хмурюсь, разглядывая себя в зеркале, как будто недовольная тем, что там вижу.

— Я всегда недолюбливала зеркала, — отшучивалась я.

— Была бы ты дурнушкой, — возражал он, — но с твоей-то внешностью Одри Хепберн…

— Ой, я тебя умоляю…

— Даже профессор Готорден — заведующий кафедрой английского языка и литературы — отметил это сходство.

— У меня волосы длиннее, чем у нее.

— Но у тебя те же аристократические скулы, и такая же светящаяся изнутри кожа, и…

— Прекрати сейчас же, — обрывала я.

— Ты не умеешь принимать комплименты, верно? — улыбался Дэвид.

Я им не верю, хотелось мне ответить, но вместо этого я говорила:

— Ты просто необъективен.

— Возможно. И что в этом плохого?

Ты уж мне поверь, мужчины находят тебя весьма привлекательной.

Я взглянула на Кристи и молча мотнула головой.

— В один прекрасный день ты наконец начнешь нравиться себе, — продолжала она… — И тогда, возможно, решишься наложить на лицо хоть немного макияжа и перестанешь одеваться, будто лесник в Скалистых горах.

— Может, у меня такой стиль.