Покидая мир

— Ты так говоришь только для того, чтобы заткнуть мне рот, а себя оправдать, убедить, что ни в чем не виновата.

— Убедить, что не виновата? В чем?

— В том, что ты закрытая книга. Точно такая же, как твой папочка.

Папочка. Как хотела я заслужить его одобрение, вызвать его интерес… А он всегда ускользал, оставался далеким, недостижимым. Теперь вот вообще поселился в Южной Америке, из наших редких телефонных разговоров я знала, что он живет с женщиной много моложе себя, — и практически никакой информации больше. И вот, оказывается, несмотря ни на что, я копировала его стиль общения с миром, стиль «закрытой книги». Не исключено, что подсознательно я таким образом пыталась ему угодить: «Видишь, папочка, я могу быть точно такой, как ты…» Но главное, дистанция между мной и другими людьми, которую я усиленно сохраняла, позволяла как-то управляться с окружающей неразберихой, защищала от посягательств на вторжение в мой мир, ограждала от назойливых глаз и даже, как сейчас, от учиненного любимой подругой допроса с пристрастием.

— Ты невозможна, — заявила Кристи Нэйлор.

— Да, мне говорили.

— Знаешь, в чем главное различие между нами?

— Просвети-ка меня.

— Я вся нараспашку, а ты закрыта.

— Секрет остается секретом ровно до того момента, как им с кем-то делятся. С этого мгновения он из тайны превращается во всеобщее достояние.

— Если ты не будешь доверять совсем никому, не рискуешь ли ты остаться в полном одиночестве?

Ух ты! Это было прямое попадание — настоящий нокаут. Но я постаралась не показать своего потрясения, сказала только:

— За все приходится платить.

Но у конспирации есть и свои преимущества. Ни один человек на свете не догадывался о нашей связи с Дэвидом Генри, и мы были вместе четыре года. Может, мы были бы вместе и дольше — на самом деле я уверена, что мы были бы вместе до сего дня, — если бы он не умер.

Глава третья

Четыре года с Дэвидом Генри…

Сегодня мне кажется, что они пролетели с головокружительной скоростью. Так уж хитро устроено время. Когда просто живешь день за днем, может показаться, что оно едва ползет — рутина затягивает, заставляя поверить в то, что понедельник очень далеко отстоит от выходных, а время томительно тянется. Но, если оглянуться на прошлое, те же дни непременно покажутся наполненными событиями. Щелкнешь пальцами — и вот уже закончилось детство, ты пытаешься справиться с подростковыми проблемами. Еще щелчок — ты уже в колледже, строишь из себя взрослую, но при этом страшно комплексуешь из-за неуверенности в себе. Щелчок — ты работаешь над диссертацией и три раза в неделю встречаешься со своим профессором, и вы с ним занимаетесь любовью в твоей квартире. Щелчок — и проходит четыре года, сорок восемь месяцев. Щелчок — и Дэвид погибает. Неожиданно, внезапно, без предупреждения. Мужчина пятидесяти шести лет, без всяких, как принято говорить, медицинских проблем, выходит покататься на велосипеде — и вот…

Как часто говаривал Дэвид, проза жизни ухитряется настичь нас всюду, что бы мы ни делали. Мы тешимся иллюзиями, считая себя исключительными. Но даже счастливчикам, и впрямь способным на что-то незаурядное, неизбежно приходится иметь дело с обыденностью и реальностью. «А самая избитая реальность, — заметил Дэвид однажды, — та, которой мы больше всего боимся: смерть».

Четыре года… Благодаря тому что мы «орудовали под покровом тайны» (еще одно из любимых мною выражений Дэвида), нам удалось избежать множества банальных проблем. Когда живешь вместе и ведешь общее хозяйство, волей-неволей начинаешь скатываться на бытовые темы, возникают мелкие конфликты, выявляется несовпадение вкусов. Но когда видишься с любимым человеком только три раза в неделю, с четырех до семи, и лишен возможности все остальное время быть рядом с ним, часы, проведенные вместе, воспринимаются как-то по-особенному возвышенно или и вовсе отношения ваши становятся похожи на сказку.

— Начни мы жить вместе, — сказала я Дэвиду через несколько месяцев после начала нашего романа, — разочарование было бы ужасным.

— Романтичным твое высказывание никак не назовешь.

— Наоборот, оно очень романтично. Мне не обязательно знать, пользуешься ли ты зубной нитью… Может, ты заталкиваешь грязное белье под кровать, а помойное ведро выносишь только тогда, когда из него уже разбегаются тараканы, но я в это не буду посвящена.

— «Нет» — на все твои предположения.

— Я рада. Правда, о том, что ты почти идеал в смысле гигиены, я могла догадаться и по твоим визитам сюда…

— Ну, не скажи — а вдруг во время наших свиданий я просто очень стараюсь?

— А вот если бы мы были вместе все время?

Пауза. Я ясно видела, что мой вопрос заставил Дэвида почувствовать себя неуютно.

— Дело в том, что… — заговорил он наконец.

— Ну?

— Я мечтаю жить с тобой.

— Лучше бы ты этого не говорил.

— Но это правда. Я хотел бы провести рядом с тобой каждый час этой проклятой жизни.

— Но ты не можешь по совершенно очевидным причинам. Так зачем, зачем? Объясни мне.

— Потому что мне безумно трудно уходить, оставлять тебя здесь и возвращаться к…