Прошло два-три дня. Кабинет Дэвида оставался запертым, записка — «Меня сегодня не будет» — продолжала висеть на прежнем месте. Я все сильнее беспокоилась и начала уже впадать в отчаяние, тем более что в те дни по Дэвиду был нанесен очередной убийственный удар. Некий журналист, ведущий в «Нью-Йорк тайме» колонку «Информатор» — собрание эксклюзивных сплетен и слухов, — заинтересовался ядовитыми отзывами на «Сорок девять параллелей» и решил проверить, нет ли у романа предшественников. Какая неожиданность! Он выяснил, что один из типичных образцов французского nouveau roman, «Модификация» Мишеля Бютора, представляет собой поток сознания писателя, совершающего поездку из Парижа в Рим на трансевропейском экспрессе и размышляющего о своих запутанных отношениях с женой и любовницей.
«
Дочитав колонку до конца, я кинулась в университетский книжный магазин и купила перевод романа Бютора. Как и «Сорок девять параллелей», это было усложенное модернистское повествование в стиле потока сознания. Однако за исключением этой основной предпосылки две книги не имели ничего общего, были во всем различны. Между ними имелось чисто внешнее, поверхностное сходство — обе были историями-о-путешествии-мужчины-имеющего-жену-и-любовницу. Если уж на то пошло, любое литературное произведение в той или иной степени повторяет сюжет какого-то другого произведения, написанного ранее. Только продажный газетчик в погоне за жареными фактами, пришедший в восторг от возможности опорочить талантливого человека, мог представить
Я снова попыталась дозвониться Дэвиду в офис. Я позвонила даже секретарю кафедры, миссис Кэткарт. Старательно подбирая нейтральные выражения, я попросила, если она будет говорить с профессором Генри, передать ему, что я считаю обвинение в плагиате совершенно абсурдным.
Миссис Кэткарт — ей было около шестидесяти, а секретарем на кафедре она работала с начала 1970-х — перебила меня:
— Боюсь, что в университете придерживаются иной точки зрения, так как с сегодняшнего дня профессор Генри временно отстранен от работы до выяснения обстоятельств дела, пока факультетская комиссия не разберет обвинение в плагиате.
— Но это же нелепость. Я прочитала тот второй роман, ни о каком плагиате и речи быть не может.
— Такова ваша интерпретация, мисс Говард, — произнесла миссис Кэткарт. — Комиссия факультета собирается…
— Пригвоздить его к позорному столбу за то, что у него столько недоброжелателей…
И снова она прервала меня:
— На вашем месте я не стала бы делать подобные заявления публично… если вы хотите помочь профессору Генри. Это может побудить людей строить домыслы.
— Какие домыслы? — не поняла я.
Но она не стала отвечать, только добавила:
— Я предполагаю, что профессор Генри затаился и уехал из Кембриджа. Вы можете позвонить его жене, если хотите.
У ж не скрытое ли ехидство прозвучало в ее голосе? Не хотела ли она сказать этим:
— У вас есть его домашний номер? — продолжала миссис Кэткарт.
— Нет.
— Удивительно, что вы его до сих пор не знаете, проработав четыре года рука об руку с профессором.
— Я никогда не звоню ему домой.
— Понятно. — В ее голосе появились ледяные нотки. И я поскорее закончила разговор.
Сразу после этого я позвонила Дэвиду домой. Трубку не брали, автоответчик не был включен. Возможно, Полли поехала вместе с ним в Мэн? Там у него был небольшой домик недалеко от Бата,[16]
мы никогда там не были — уж очень это маленький поселочек, где все всё видят, все всех знают. Если Полли там с ним, а я вдруг появлюсь…Но если он в Мэне один…