Обычно между написанием диссертации и ее защитой проходит четыре месяца. Но Готорден, явно желая ускорить процесс, сообщил мне, что назначит защиту до того, как члены ученого совета разъедутся на летние каникулы. На защите членами кафедры было задано всего три вопроса по поводу моей работы «Инфернальная двойственность: смирение и противление в американской литературе». Они касались влияния Эмиля Золя на творчество Драйзера и прогрессивной политической мысли в «Джунглях» Эптона Синклера. Один из профессоров довольно язвительно прошелся насчет моей тяги к поиску социально-экономического контекста решительно во всех рассматриваемых произведениях (это я легко парировала), другой выразил сомнение в том, не слишком ли «беллестристичен» мой стиль для научной работы… и вот уже я выхожу после защиты, отнюдь не уверенная в том, что мне удалось быть хоть немного убедительной.
Через неделю я получила официальное уведомление от Готордена о том, что защита диссертации прошла успешно и мне присвоена ученая степень доктора философии.[21]
Внизу отпечатанного на принтере письма были две строчки, приписанные от руки:И инициалы Готордена.
Было ли это вежливым способом сказать мне: «А теперь ступай на все четыре стороны»? Не потому ли он организовал мне стремительную, без проволочек, защиту, чтобы поскорее вычеркнуть меня из жизни кафедры и своей? Или это снова лишь одно из различных толкований, возможных для этих десяти слов? Неужели в мире всегда все так запутанно и допускает множество интерпретаций?
Спустя несколько дней после получения письма от Готордена мне позвонили из Гарвардского бюро по трудоустройству выпускников и пригласили на беседу. Сотрудница, встретившая меня — деловитая дама лет сорока по имени мисс Стил, — сообщила, что в Висконсинском университете в Мэдисоне только что открылась вакансия — освободилось место старшего преподавателя.
— Это редкий случай, когда впоследствии возможно будет заключить бессрочный контракт, и Висконсинский университет, как вы знаете, числится в ряду лучших государственных вузов.
— Я готова ехать на собеседование.
Двумя днями позже я вылетела в Мэдисон. Заведующий кафедрой — довольно издерганный тощий человек по фамилии Уилсон — встретил меня в аэропорту и по дороге в университет изливал мне душу. Он многословно рассказывал о том, что вакансия освободилась потому, что старший преподаватель внезапно проявил нездоровый интерес к студентке и был уволен; что необходимо найти еще одного человека — некому читать средневековую литературу, так как женщина, что вела этот курс в течение двадцати лет, допилась до того, что угодила в реанимацию, а…
— Ну, что тут скажешь? — подвел итог Уилсон, — Перед вами самая типичная ни на что не способная кафедра английской литературы.
Ближе к вечеру я сидела за столом для переговоров в административном здании, где со мной беседовали сам Уилсон и еще четыре сотрудника кафедры. В глаза мне бросилась подавленность будущих коллег, они выглядели одновременно и вялыми, и настороженными. Они бросали на меня оценивающие взгляды, как бы прикидывая, не слишком ли я высокого мнения о собственном уме, представляю ли для них угрозу или позволю себя подмять. Мне задали вопрос о скандале, из-за которого один из преподавателей вынужден был оставить свой пост.
— Трудно судить, ведь я не знаю подробностей.
— Но что вы вообще думаете о правилах, запрещающих интимные отношения между студентами и членами преподавательского состава? — настаивала та же женщина.
— Это недопустимо, — ответила я, глядя ей прямо в глаза. Больше эта тема не затрагивалась.
Вечером я летела назад, в Бостон, вспоминая, как Дэвид однажды сказал мне: «Если когда-нибудь решишь стать университетским преподавателем, вспомни избитую, но освященную веками истину — в университетской среде все только и делают, что грызутся между собой, а причина одна — мало платят».
Дэвид. Бедный мой, чудесный Дэвид.
А я еще собираюсь войти в тот самый мирок, который довел его до смерти…
Поэтому, когда через три дня мне позвонили из Висконсина и сообщили, что я принята на работу, я сказала заведующему кафедрой, что отказываюсь от нее.
— Но почему же? — оторопел он.
— Я решила зарабатывать деньги, — объяснила я. — Серьезные деньги.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая