Поклон старикам

— Зачем же? Надо использовать все возможности… Еще не поздно… — Он не знал, что еще можно сказать больному. Говорил, не поднимая глаз. — Знаете, ведь и врачи иногда ошибаются… Будем надеяться на лучшее…

Аюр Базарович поднял, наконец, голову: в ординаторской уже никого не было. Гулко стучал маятник настенных часов…

Врач позвонил дежурной сестре:

— Пригласите ко мне Ревомира Жамсарановича Норбоева.

Ревомир вошел в кабинет и сразу понял, о чем предстоит разговор… Тут, пожалуй, к месту будет сказать, что он с каждым годом все больше и больше походил на своего отца. Стройный, высокий, продолговатое лицо, нос с чуть заметной горбинкой, большие черные глаза… Крепко сжатые яркие губы… Вот ведь как: сын, в котором с трудом вмещается сила, энергия, так похож на отца. И отец — исхудавший, с потухшими глазами… «Вот он, круговорот жизни, необратимость ее законов»,— подумал Аюр Базарович. Он еще со студенческих лет был склонен к философским размышлениям.

Они проговорили долго.

— Думаешь, не выдержит операции?— Ревомир отцовским жестом откинул назад волосы.

— Выдержит — не выдержит…Тяжело говорить, но ты должен знать правду: сейчас вопроса о необходимости операции уже не возникает. Вот посмотри ренгеновский снимок. — Они подошли к окну. — Вот это — опухоль. Видишь? Она захватила конец пищевода и край желудка… Видишь? Вот здесь, видишь? Опухоль разрастается вверх. — Он взял другой снимок. — Между этими снимками две недели. — Видишь, как стремительно она поднимается вверх? — Он отошел от окна, сел к столу, — Опухоль одновременно ползет вниз, метастазы уже захватили большую часть желудка, — Он провел руками по лицу, будто хотел согнать с него печаль и боль. — И уже нет вопроса о том, как твой отец перенесет операцию. Поздно, Ревомир, поздно делать операцию… Если бы он пришел к нам года на полтора раньше…

Отец всегда казался Ревомиру вечным: такой крепкий, такой жизнелюб, такой всегда энергичный, нельзя было представить его вдруг заболевшим.

— Значит, — через силу спросил он Аюра, — значит, нет никакой надежды?

— Что сделаешь, дорогой дружище?.. — печально ответил врач. — Медицина в таких случаях бессильна… Вызвать из Москвы профессора для консультации? Не удивляйся моей жестокости, я должен говорить тебе правду. Никакая консультация не нужна, все настолько очевидно, настолько ясно, что приезжий просто удивится, зачем его побеспокоили. Так что, поверь мне, всем сердцем разделяю твое горе.

— Всю жизнь отцу не хватало времени: недосыпал, чтобы больше поработать, не пользовался отпуском — на это время всегда скапливались дела… Теперь бы только жить и жить… Нас с Энгельсиной, спасибо отцу-матери, выучили, твердо стоим на земле. Внучатами родителей одарили, а тут… — Он долго молчал, потом спросил: — Отец догадывается?

— По-моему, да… Спрашивал меня о раке… Я, понятно, ничего такого не сказал… Но мне пришлось предупредить, что завтра переводим его в онкологию… Сказал это со всей осторожностью, обосновал необходимостью новых исследований, там, мол, самая современная аппаратура… Но твоего отца как обманешь? Догадывается… Уверен, что догадывается…

— Слушай, Аюр… Ни матери, ни Энгельсине говорить пока не буду.

— Правильно,

— Как думаешь, сколько он протянет?

- Организм крепкий. Такого никакая болезнь не сокрушит. — Аюр Базарович помолчал. — Не знаю, как и ответить, но, думаю, с полгода выдержит… Успеешь защитить диссертацию?

— Ты что, Аюр? Какая может быть диссертация? Отец в таком положении, а я уеду в Москву? Как мог подумать?

— А чем поможешь, если будешь с ним рядом? Ты откажешься от диссертации, это его добьет… Понимаешь, ускорит конец…

Такой разговор состоялся у Ревомира с врачом.

После того как его перевели в онкологическое отделение больницы, Жамсаран Галданович подал заявление об уходе на пенсию. Вместе с этим заявлением направил правлению колхоза письмо, в котором рекомендовал колхозникам избрать председателем колхоза Дондока Жамбалова.

6

— Весна приближается, Жамсаран Галданович, — сказал ему как-то в середине февраля лечащий врач. — Думаю, вот, может, вам съездить на время домой, а? Подышите свежим воздухом… молочная пища… отдохнете. — Врач вроде бы говорил искренне. — Природа частенько лечит лучше врачей. Правда. — Он посмотрел больному в глаза. — Ну, на два-три месяца… А потом приезжайте к нам…

Больной улыбнулся… Врач смотрел на него с удивлением, не мог понять, чему он радуется?

Но улыбка была не радостная, а скорбная. Жамсаран Галданович думал: «Не хитрите, доктор… Понимаю: меня уже нельзя поставить на ноги… и никакая природа этого не сможет…»

К русскому лечащему врачу он относился с сердечным уважением, с благодарностью. Платил этим за его старания помочь, облегчить страдания, за доброту, за душевность. Перед уходом из больницы сказал:

— Спасибо вам, доктор. Я до конца буду помнить вас, добрый человек… — Жамсаран Галданович был взволнован. — Пожалуйста, доктор… Две-три минуты, понимаю, что вы заняты…

Врач показал ему на стул.