Поклонение волхвов

– Двадцать третьего июня тысяча четыреста восьмидесятого года из Владимира в Москву была торжественно перенесена икона Владимирской Божией Матери. Почти за полвека до того заступничеством ее были остановлены войска того самого Тамерлана, чья великолепная могила находится неподалеку, в Самарканде. Теперь на Русь шел ордынский хан Ахмат, разгневанный, что Иван Третий отказался платить Орде дань и признавать ее владычество. Икона была вынесена перед русским войском, ставшим напротив ордынского на реке Угре. В конце концов Ахмат, как и Тамерлан, увел свои войска. Это было концом ордынского ига. – Отец Кирилл отер платком лоб. – Икона Владимирской Божией Матери трижды останавливала полчища с Востока. Третий раз она охранила Русь от Орды крымского хана Махмет-Гирея. Но есть ли в самой иконе что-либо грозное, изображено ли на ней оружие или воинство небесное?.. Нет, только Мать, припавшая щекой к Младенцу. Божия Матерь на Владимирской иконе – это Богоматерь «Елеуса», что значит «Умиление». По преданию, именно так срисовал Божию Матерь с Младенцем первый христианский живописец, святой евангелист Лука. Образом не гнева, но умиления остановлены и повернуты вспять вражеские силы…

Лицо отца Кирилла. Крупные сухие губы. Глаза, морщины, роса на висках.

Андрей, диакон, распахивает еще одно окно, для воздуха.

* * *

Спаси, Госпоже, и помилуй и вся рабы Твоя и даруй нам путь земнаго поприща без порока прейти. Утверди нас в вере Христовой и во усердии ко Православной Церкви, вложи в сердца наша дух страха Божия, дух благочестия, дух смирения, в напастех терпение нам подаждь, во благоденствии – воздержание, к ближним любовь, ко врагом всепрощение, в добрых делех преуспеяние. Избави нас от всякого искушения и от окамененнаго нечувствия…

* * *

«От окамененного нечувствия», – повторяют губы отца Кирилла. «От окамененного нечувствия», – повторяют глаза отца Кирилла. «От окамененного нечувствия», – повторяют грудь отца Кирилла, руки, плечи, затекшие ноги.

Отец Кирилл в соломенной шляпе трясется в экипаже.

Колесо с артиллерийским грохотом пляшет по булыжнику. Вдали кирпичное здание вокзала, заставленное повозками, обсиженное торговцами семечками и морсом.

Отец Кирилл уезжает. Отец Кирилл едет в Верный.

* * *

Ташкент, 17 июля 1912 года

Показывали акробатический номер. Юноша и девушка, очень гибкие, лезли друг на друга и выгибали ноги.

Следом вышел глотатель шпаг и проглотил две шпаги.

Аккомпанировал Делоне, в своей чалме с фальшивым изумрудом. Попурри из оперетты Легара «Летучая мышь»; кашлял в сторону – видимо, простуда. При кашле с лица поднималось облако пудры и витало в луче искусственного света.

В «гроте» сидели отец Кирилл, вчера вернувшийся из Верного, Чайковский-младший и Ego-Кошкин. Ватутина не было, болел – «желчь в голову ударила», говорил Чайковский, которого Ватутин допек своей музыкальной критикой.

Троица изучала карту блюд; блюда они знали наизусть, но таков был ритуал. Рядом стоял официант Рахматулла в шароварах и хлопал ресницами.

Отец Кирилл прочел все разновидности шашлыков, убедился, что салат «Тамерлан» – баранина-делонез, соус пикантный, цукаты, – который он никогда не пробовал, стоит на своем месте, и заказал блинчики.

Чайковский спросил себе ростбиф «Влюбленный хивинец».

Ego сказал, что не голоден, поразмышляв, заказал салатик «Лейли и Меджнун».

Настроения не было. Аппетита не было. Музыка раздражала.

Отец Кирилл вернулся вчера словно в другой город. Всё было напряженным, дул ветер, на въезде долго разглядывали его документы. Еще в Верном услышал, что в Троицких лагерях восстали саперы и шли с «Марсельезой», их остановили. Отец Кирилл вспомнил слова благочинного о неспокойствии, картину и часы. Ехал с вокзала, глядел в спину извозчика, все хотел спросить. Город выглядел напуганным и мертвым, даже жара была какой-то холодной. Алибек ковырялся в земле, сообщил, что в отсутствие отца Кирилла приходили, сказали, что из полиции, узнав, что хозяина нет, попили воды и ушли. Еще приходил мальчик, назвался Исааком, тоже постоял и ушел. «Сын Кондратьича», – понял отец Кирилл. От Мутки ничего не было. Отец Кирилл постелил во дворе, спал вполсна; Алибек вскрыл арбуз и поставил кусок перед спящим…

– Больше двухсот арестовали, – говорит Ego и смотрит на эстраду.

Из-за кулис выплывает квадратная женщина, из головы торчит большое перо.

– Новая звезда, – сообщает Ego.

Приносят запотевшую бутылочку муската.

– С возвращением, Кирилл Львович, и днем вашего появления на свет, – говорит Чайковский и поднимает бокал.