Поклонение волхвов

– Звонаря? А никто не помнит. А кто помнил, тот… – Батюшка делает паузу. – …Уже не скажет. Да его все Белым Звонарем называли. Он, говорят, альбиносом был. Бровки беленькие, волосы беленькие. А может, просто светлым. Говорили даже, что он из местных был, узбек или таджик крещеный. Главное, что звонил, как… – Отец Михаил дергает губой, пытаясь подобрать сравнение. Вздыхает и вытирает пот наружной стороной ладони. – Как он эти звоны все знал! Ростовский, георгиевский, акимовский… Не помню, какие еще там. Ростовский с перебором… Он говорил, что колокольным звоном можно колокольню в воздух поднять. Даже храм.

Николай Кириллович вспоминает, что, когда взрывали колокольню, она и точно поднялась в воздух и на секунду зависла в нем. Показалось, что полетит сейчас выше…

– К нему другие звонари приезжали, просили секретам обучить. Даже в двадцатые, когда на колокола уже гонение шло. Обучал, конечно. Но насчет секретов обычно смеялся. В смысле, что не имеет. Требовал, чтобы сперва выучивали наизусть «Непорочны» и читали их про себя, пока звонили.

– Что читали?

– «Непорочны», псалом сто восемнадцатый. «Блажени непорочнии в путь…» Самый длинный. «…ходящии в Законе Господни. Блажени испытающии…» А потом его убили.

– Кто?

– Дед Пихто. Слыхал о таком? Потребовали, чтоб колокола не звонили. «Служите пока, товарищи мракобесы, но без колоколов». Игумен, делать нечего, согласился. А Белый Звонарь – ни в какую. Игумен ему: подожди, может, еще разрешат со временем. А Белый Звонарь говорит: не разрешат, и еще хуже будет. Сейчас у нас, говорит, колокольный звон как защита. А без звона нас голыми руками возьмут. Игумен, рассказывают, на него тогда прикрикнул, на Звонаря. Что слишком о своем звоне высоко думает. Тот смирился, стал сюда ходить звонить, другие церкви уже закрыты были или под обновленцами. Отсюда его тоже прогнали, заставили прогнать, потому что народ его сюда стал ходить слушать. А тут как раз Пасха. А какая Пасха без звона? Он в монастыре у кого-то из отцов благословение взял – и на колокольню. И так зазвонил, старики до сих пор вспоминают. Под колокольней толпа сразу собралась, на Пасху и так народа много.

Николай Кириллович кивает, вспомнив свою последнюю Пасху в Питере, когда ему отдавили ногу.

– Ну вот, – немного помолчав, продолжает отец Михаил. – Кто-то из толпы и выстрелил в него. Несколько раз.

– А нашли, кто стрелял?

– Какой там. Давка началась, ловят, кто стрелял, а тот уже скрылся. Побежали на колокольню, а там такая сцена… Этот, звонарь-то, уже лежит, отходит, а колокола сами собой звонят. Несколько человек это видело. И пока не дозвонили, сколько надо, не остановились, можешь не верить… Что сказать хотел?

– Ничего. Я, кажется, догадываюсь… Нет, ничего. А дальше что было?

– А что дальше бывает? Отпели и схоронили.

– Я все-таки…

– Какое-то время колокола иногда сами собой начинали звонить. Ну не сильно, а так, несколько раз ударит. Это тоже не нравилось, и колокола сбросили, только память одна осталась…

– Я все-таки попрошу колокол. Может, разрешат. Помолитесь, батюшка…

– Я-то помолюсь. Чтобы потом только вернули. А то меня опять уполномоченный вызывал, что звоню много. Снова грозил регистрации лишить. А я ему сказал: сколько положено, столько и буду, мне уже немного осталось, скоро вас, дорогой товарищ уполномоченный, уже не потревожу и отбуду по месту постоянной дислокации.

– В каком смысле? – Николай Кириллович не сразу понимает.

– В обычном. – Отец Михаил кивает в сторону могил, виднеющихся за чинарами.

– Так вы ж еще молодой…

– А смерть в паспорт не глядит. Рак установили. Ты только никому не говори. Не дай Бог матушка узнает, начнутся женские дела. Надо в Ташкент съездить, там его облучением лечат. Думал уже. А на кого приход оставлю? Да и «ведьмы» мои меня не отпустят, один раз только заикнулся, они – на дыбы…

«Ведьмами» батюшка ласково называет пять самых активных прихожанок, фронтовых подруг, летавших на У-2. На праздничные службы они приходили в медалях и гордились прозвищем, которое им дали немцы, – «ночные ведьмы».

– Да и власти, только уеду, все снесут и закроют под этот свой… юбилей. Видел, что в городе творится?

– А временно заменить кем-то?

– Священников не хватает, свободных нет. Может, кого-то из заштатных, из стариков. Написал прошение владыке, а там пусть решают…

Молчит, сжимает губы.

– У нас тут у всех мало времени осталось, – говорит совсем тихо. – Эти, друзья-товарищи, которые в прошлом году прилетали, вроде как через год пообещали вернуться.

– Кому?

– Да этому алкашу Ваське, который на пустыре тогда оказался, за Южным. Его в дурку тогда сразу упрятали, чтоб много не разговаривал. А эти, говорят, через него несколько раз на связь выходили. У меня там один знакомый работает, он слышал…

– Так надо как-то… людям сказать.

– Как Иона-пророк, что ли? Чтобы тоже сразу в дурку, к Ваське в компанию. Вон, Валентина блаженная ходит, предупреждает, ее хоть пока не трогают… Ну что, айда вниз?