Поклонись роднику

— Алексей Васильевич, кто вам разрешил строить площадку здесь, у дороги? Производственная зона для вашего села определена там, около фермы, — он энергично ткнул указательным пальцем в воздух.

— Вадим Викторович, вам легко определять на бумаге, где и что строить, а я живу на здешней реальной земле. Сейчас такую грязь развезло, что к нашей ферме в резиновых сапогах надумаешься пробраться — попробуйте это сделать. Не могу я ставить площадку в этой проклятой низине. Не могу! — взволнованно стукнул себя ладонями по груди Логинов. — Как туда будут подъезжать машины с зерном? Ведь караул закричим! А здесь хороший подъезд, высокое сухое место.

— Да поймите, нельзя строить так стихийно и беспорядочно! Извините, вы привыкли по старинке городить что где попало, — вспылил Шумахин. Он метался по кабинету туда-сюда, то взмахивая руками, то приглаживая покатый лоб и глубокие залысины. — В принципе, здесь надо строить жилье, а у вас тут и зерносушилка, и пилорама, и склад. Пора выносить их за околицу.

— Все это еще послужит лет десять, поэтому и площадка не помешает.

— Знаете что, этот объект я у вас не приму, поэтому, пока не поздно, убирайте столбы! — распорядился Шумахин и посмотрел на Логинова своими черными немигающими глазами продолжительно и непримиримо.

— Вадим Викторович, вы должны поддерживать строительство в совхозе, тем более что дается оно в наших условиях очень трудно. А вы чините препятствия. Площадка нужна нам позарез к первым числам августа, я буду разговаривать с Кондратьевым.

— Извините, любое строительство я не могу приветствовать: я архитектор! Понимаете? У меня свои функции. Можете разговаривать хоть с обкомом.

Шумахин вышел, хлопнув дверью. Логинов расстроенно потер пальцами виски. «Вот накачался на мою голову! Беда с этим деятелем, теперь будет трепать нервы по всякому поводу», — расстроенно думал он. Не любил жаловаться, да пришлось позвонить Кондратьеву.

— Владимир Степанович, только что у меня был Шумахин, поговорили на повышенных: прижимает меня со строительством площадки вентилирования, дескать, убирайте столбы, строить надо около фермы. Вы же знаете, какое гиблое там место, невозможно подъехать. Угрожает не подписать приемку.

— Продолжайте строить. С Шумахиным мы разберемся, — спокойно ответил Кондратьев.

Логинов положил трубку — немного отлегло от сердца. Пошел на стройку, находившуюся неподалеку.

Рабочие курили, сидя на досках; навстречу поднялся горбоносый сутуловатый бригадир.

— Почему не разгружаете? — спросил его Логинов, кивнув в сторону тракторов, груженных шифером.

— Архитектор был, шумел, горячился: не на месте строим. Велел прекратить работу.

— Вы договор заключали не с ним, а со мной, так что действуйте.

Началась разгрузка шифера, снова застучали топоры. Свежо пахло смолистой щепой. На лужайке стояли два вентилятора, их крыльчатки бесшумно вращались на ветру, как будто просились в работу. Логинов любил и умел строить при всех трудностях хозспособа и скромных фондах капитального строительства. Еще будучи председателем, он уяснил, что всякая стройка в хозяйстве как-то активизирует людей, ободряет их, вселяет надежду на успехи в будущем.

Еще одна бригада занимается отделкой школы, третья строит жилой дом: каждый день осаждают с какими-нибудь просьбами. Вот потребовалась для школы дерево-плита, продал сельсовету за наличные, а на них купил краску, потому что Госбанк перечисляет деньги только на некоторые виды товаров. Например, можно взять на складе райпотребсоюза мешкотару по цене два рубля за штуку, но мешки совхозу не требуются. Иной раз выручат, отпустят под эти мешки что-нибудь очень необходимое. Приходится изыскивать разные решения, лишь бы они шли на пользу дела.

Логинов направился на ферму и, еще не доходя до нее, услышал возбужденные голоса и громкий хохот, доносившиеся из красного уголка. Три доярки пили водку, не успев даже спрятать бутылку, да и не пытались остерегаться. Валентина Копылова с блаженной улыбкой на раскрасневшемся круглом лице произнесла как бы обрадованно:

— Вот и директор пожаловал к нам! Выпей, Алексей Васильевич!

Он взял поданный ею стакан и с размаху выплеснул к порогу.

— Эх, Логинов! Сам не пьешь, так нам бы оставил, — упрекнула Алевтина Соловьева.

— И не совестно вам?! Пьете как заправские мужики! На работе! В красном уголке! Или постановление вас не касается?

— Сегодня — получка.

— Неужели вы так набаловались? Ведь женщины! Я бы на месте ваших мужей взял ремень покрепче да проучил бы, чтобы неповадно было.

— У меня мужика нет, меня некому учить, — вызывающе подбоченилась перед Логиновым Зинка Дудкина: рыжая, зеленоглазая и дерзкая.

— Тебе, Дудкина, вдвойне должно быть стыдно — молода еще.

— А чего хорошего-то в моей жизни? Скучно, надоело валандаться в грязи, вот и развлекаюсь.

— Нашла развлечение!

— Не ругайся ты, Алексей Васильевич, — примирительно улыбнулась Валентина. — Невелик грех, чай, работу свою справляем.