Отец нам поверил. Помог выкопать ямку в саду, и мы похоронили щенка. Времени было мало – вот-вот должны были приехать гости, которые были приглашены на день рождения мамы. Помните, тогда еще праздники справляли дома, не в ресторанах или клубах, – продолжает Габриэль с ноткой ностальгии в голосе. – Я очень любил эти семейные посиделки, признаюсь, это одно из самых лучших моих воспоминаний. Это был довольно веселый вечер. Мы с другими детьми сидели за детским столом все вместе, ели торт, пили детское шампанское, смеялись. Только ты и Роза были грустными из-за щенка. Меня это порядком злило, но я улыбался.
Когда нас отправили спать – а мама всегда придерживалась строгого режима, – гости еще веселились в саду. Ты, должно быть, дрожала под одеялом в ожидании подкроватного монстра, но я пришел к Розе, а не к тебе. Она все еще была грустна из-за щенка, и я стал ее веселить.
В конце концов я предложил ей поиграть в смерть, нарядил в самое красивое платье, притащил из кухни нож. Я хотел, чтобы сестренка поняла, что смерть это не страшно, что не стоит переживать из-за щенка, что мы сделали ему только лучше, а она все плакала и плакала. Я разозлился и порезал руку, но неудачно, глубоко, крови было слишком много, и я испачкал ее нарядное платье. Розе безумно шла кровь – так, что мне захотелось нарисовать ее такой. Я испачкал ее руки для красоты, поставил напротив, положил нож около ног и заставил улыбаться. А она все плакала и плакала.
«Стой спокойно, – сказал я ей строго. – Я нарисую тебя, а потом вымою твои руки и постираю платье. Но если ты будешь плакать, я расскажу папе, что из-за тебя умер щенок».
Габриэль улыбается воспоминаниям. А я понимаю, что, должно быть, в детстве для меня эта картина была слишком травмирующей, а потому мой мозг пару раз в год посылает мне сон, в котором я вижу Розу в окровавленном платье, с ножом под ногами и жуткой улыбкой на лице.
Мне казалось, что это я. Но это была она.
– Роза меня послушалась – моя наивная славная девочка. Она слушалась меня с самого детства, в отличие от тебя, Лиля. Роза послушно стояла, улыбалась, а я рисовал ее – неумело, но с любовью. И забыл обо всем на свете. Только ты в ту ночь не спала. То ли ты осмелела, то ли тебе стало совсем страшно, но ты пришла в комнату Розы и увидела ее, испачканную в крови. Я был так поглощен процессом, что на этот раз не заметил тебя. А ты не стала выдавать себя, стала хитрее и снова пошла к отцу.
Когда он открыл дверь спальни, увидел Розу в крови и меня с кистями и красками. Отец ударил меня по лицу и схватил Розу, которая стала плакать. Он все понял. Понял, что я убивал щенков, что я пугал тебя еще и маску в моей комнате нашел. Только он не понял, что я умнее его.
Отец был зол, как сотня псов. А я тоже был зол он не дал мне закончить портрет Розы и разорвал его.
«Ты убивал щенков?» – спросил он меня. А я вместо того, чтобы прикинуться слабым, гордо ему сказал: «Да. И убью еще тысячу. И тебя я тоже убью».
Я хотел, чтобы отец считал меня сильным. Но он назвал меня ненормальным и едва сдержался, чтобы вновь не ударить. Он запер меня в своей комнате и ушел к гостям, чтобы поскорее их выпроводить. Когда мама пришла ко мне, ее глаза были заплаканными и испуганными. Я никогда не видел ее такой.
«Это правда делал ты?» – спросила она меня. «Нет, мама, это не я», – заплакал я, думая, что она обнимет меня, как обычно делала, когда у меня появлялись слезы, но она молча развернулась и ушла. И я разозлился на нее тоже.
Я слушаю его, вспоминая сон со щенком, которого мне было безумно жаль. Выходит, я видела и себя, и Розу? Неужели она действительно моя сестра? Неужели меня звали Лилией? Неужели у нас были родители? Неужели Матвей жил по соседству?
Я ничего не помню. Мне кажется, будто Габриэль рассказывает сказку.
– Я сидел в своей комнате и плакал от страха. Я не считал себя виноватым, но был уверен уже тогда, что общество в лице родителей не примет моих секретов. И я ненавидел тебя, Лиля, за то, что ты сделала. Это было настоящее предательство. – Габриэль снова приближается ко мне и берет за лицо хваткими пальцами, сдавливая так, что я уверена – останутся синяки. – Я так любил тебя, сестренка, а ты меня предала. Видимо, я недостаточно пугал тебя монстром. Ты так и не смогла исправиться.
После того как гости спешно расходятся, родители поднимаются наверх, в свою комнату. Мальчик с льняными волосами знает, что они будут говорить о нем. Знает это и очень боится.
Как только они заходят в спальню, мальчик открывает окно, по карнизу пробирается на их балкон и прячется там, в тени. Его птичье сердце стучит так громко, что он опасается – вдруг они услышат? Раскаяния в нем нет, только страх, пустивший корни в самую душу. И гулкая слепая ненависть к Лиле, которая все рассказала. Как только посмела! Все разрушила, все!
Он слышит почти весь их разговор.
– Мы его отдадим, – говорит отец злым голосом, меряя комнату шагами. – Мы отдадим этого психопата обратно, откуда взяли.