Поклонник Везувия

Уильям, Катеринин полноватый, томный Уильям, ныне, в сорок один год, был худощав, поразительно молодо выглядел и по-прежнему оставался одаренным музыкантом. В первый вечер он почти час играл для своих гостей в большой гостиной (Моцарт, Скарлатти, Куперен). Затем, из соображений вежливости, уступил место жене Кавалера, и та предложила вниманию слушателей сицилийскую песню, арии Вивальди и Генделя, и «уди-оди-пурбум» – индусскую песню, которую выучила специально, зная о страстном увлечении Уильяма Востоком, а завершила выступление несколькими военными песнями в честь Героя.

Мужчины пересели к жарко пылавшему камину, а жена Кавалера осталась сидеть у рояля, перебирая клавиши. Уильям, цедивший слова сквозь зубы, затронул тему счастья. Первым делом он повернулся к прославленному гостю, чтобы узнать его мнение.

Счастье! – воскликнул Герой. – Для меня счастье заключается только и единственно в служении моей стране, пока страна еще нуждается в том или хотя бы согласна на то, чтобы ей служил скромный солдат, который уже отдал здоровье, зрение и многое другое для ее процветания. Но если моей стране я больше не нужен, то ничто не даст мне большего счастья, чем простой деревенский домик у ручья, где я вместе с дорогими друзьями прожил бы остаток своих дней.

А леди?

Леди откликнулась от рояля: она счастлива, когда счастливы те, кого она любит.

Глупости, моя дорогая, – сказал Кавалер.

Может быть, вы и правы, – ответила она, улыбаясь, – я глупая. У меня, без сомнения, масса недостатков…

Нет! – перебил Герой.

Но, – продолжала она, – у меня доброе сердце.

Этого недостаточно, – сказал Уильям.

Жена Кавалера продолжала бренчать на рояле. Уди-оди-пурбум, – дразняще пропела она.

А что же способно сделать счастливым Кавалера?

Я заметил, что в последнее время многие интересуются тем, доволен ли я жизнью, – произнес Кавалер. – Но сами они, кажется, бывают недовольны моими ответами. Мне нужно, чтобы не было раздоров. Волнений. Нужно спокойствие духа. Бурные страсти в моем возрасте ни к чему.

Все дружно принялись уверять его, что он не настолько стар.

А Уильям? Он с нетерпением ждал своей очереди.

Мне кажется, я нашел рецепт счастья, – сказал Уильям. – Он состоит в том, чтобы никогда не меняться, всегда оставаться молодым. Старость – лишь образ мышления. Человек становится старым, потому что позволяет себе стареть. И я горжусь тем, что ничуть, если не считать нескольких морщинок на лице, не изменился по сравнению с тем, каким был в семнадцать лет. У меня те же мечты, те же идеалы.

Да, подумал Кавалер, быть вечно юным. Не меняться. Это вполне возможно, если не думать ни о ком, кроме себя. И, если бы он мог прожить жизнь заново, именно так бы он и поступал.

* * *

На второй день они отправились в карете осматривать необъятное поместье, большую часть которого Уильям окружил двенадцатифутовой стеной с идущими поверху острыми штырями, чтобы защитить диких животных на своей территории и не дать соседям-охотникам воспользоваться ни единым акром из принадлежавших ему двух тысяч для преследования беззащитных жертв.

Разумеется, сказал Уильям, соседи не в силах представить себе, что кто-то может возражать против истребления невинных зверей, и они уверены, что эту стену я возвел для того, чтобы скрыть от их глаз дикие оргии и сатанинские обряды, которые, по слухам, я здесь устраиваю. В округе меня не любят – но, если бы любили, я сам невысоко бы себя ценил.

Днем, после обеда, Кавалер еще осматривал картинную галерею Уильяма (Дюрер, Беллини, Монтенья, Караваджо, Рембрандт, Пуссен и т. д. и т. д., а также множество изображений башни), а жена и Герой улизнули, рассчитывая побыть вдвоем. Они надеялись найти укромный уголок, где не будет никого из слуг и где они смогут заключить друг друга в объятия. Как непослушные дети, они забрались в спальню Уильяма. Там висели лазоревые индийские портьеры и стояла огромная кровать. Герой сказал, что никогда в жизни не видел ничего подобного. Но в жизни жены Кавалера эта кровать – вторая по величине; первой было Великолепное Райское Ложе доктора Грэма, двенадцать на девять футов, с двойной рамой, позволявшей изменять наклон основания. Над кроватью, на сорока ярких, красочных колоннах из сверкающего стекла, возвышался Блистательный Райский Купол с зеркальной внутренней поверхностью, изготовленный из ценных пород дерева с вкраплениями душистых пряностей и увенчанный механическими куклами, игравшими на флейтах, гитарах, скрипках, гобоях, кларнетах и литаврах. Гарантируем потомство любой бесплодной паре. Пятьдесят гиней за ночь.

О, она почти такая же большая, как Райское Ложе.

Что это за ложе? – спросил Герой.

А это – любое ложе, на котором я лежу рядом с тобой, – не задумываясь, ответила его возлюбленная и не без лукавства продолжила: – Держу пари, что он, несмотря на репутацию развратника, обычно лежит здесь один. Бедный Уильям!

Но он, кажется, совершенно презирает общество, – заметил Герой.