— Пытаюсь убедить Дена прикончить тебя. У него прекрасный скаутский нож — я видела.
— А он согласен?
— Говорит, что нет.
— Славный малый.
— Ну, в самом деле, Роберт, почему бы и нет? Там ты висишь, как огромный уродливый паук, и все, что ему нужно сделать, это перерезать веревку. Так он изменил бы всю свою жизнь, все равно что обратился бы в какую-нибудь религию — ты же читал Достоевского? И если он этого не сделает, то до конца своих дней будет задаваться вопросом, не поступил ли так отчасти из-за страха.
— Если ты все-таки перережешь веревку, Олден, потом толкни Оливию следом, ладно? Свидетелей-то нет.
— Правильно, — сказала тетя, — а остальным можно объявить, что мы заключили договор о самоубийстве.
Испугавшись, я снова покачал головой.
— Здесь есть пещера, Ви! — крикнул профессор Пикок.
— Ты что-нибудь видишь?
Он не ответил, и я, решив быть по крайней мере таким же смелым, как тетя, подошел к краю и посмотрел вниз; веревка обмякла и пошевелилась, когда я коснулся ее ногой. Стараясь казаться совершенно взрослым, я спросил:
— Он упал?
— Нет, дурачок, он в пещере — и придется ждать здесь целую вечность, прежде чем он поднимется и расскажет нам, что обнаружил.
Она понизила голос, и я последовал ее примеру.
— Тетя Оливия, ты же на самом деле не хотела, чтобы я перерезал веревку, правда?
— Не думаю, что меня действительно сильно волновало, сделаешь ты это или нет, Ден, но я бы остановила тебя, если бы ты попытался. А что, были сомнения?
Если бы я был старше, то сказал бы, что были, и я бы — по обыкновению пожилых людей — не соврал. Я чувствовал, что перерезание веревки — всего лишь шутка; а еще чувствовал, что за шуткой таилось вполне серьезное напряжение, и был недостаточно зрелым, чтобы присоединиться к одному негласному уговору: по нему подобные секретные, досадные мысли игнорируются — как мертвые деревья в саду, оплетенные вьюнком или розами, которые посадил рядом мудрый садовник. Я продолжал ждать, растерянный и молчаливый, пока голова профессора не появилась над краем обрыва, а потом он вскарабкался и встал рядом с нами.
— Ви, там раньше кто-то жил, — сказал он. — Есть следы костра и даже царапины на камнях. Но это, конечно, не Альтамира.
Тетя подошла к краю — она отступила от него, пока мы ждали, — и посмотрела вниз.
— Думаю, у меня получится, — сказала она.
— Ви, не сходи с ума!
В конце концов профессор Пикок соорудил для тети Оливии стропу и спустил с края. Я спросил его, не тяжелая ли она.
— Ты про Ви? — ответил он. — Господи, нет. Птичьи косточки и нижние юбки. Ее одежда, вероятно, весит больше, чем она сама.
Тогда я спросил, как предстоит спускаться мне (предполагая, что раз уж тетя это сделала, мне тоже можно); профессор растерялся, а тетя Оливия, у которой, по всей вероятности, был отличный слух, крикнула:
— Роберт, посади Дена на мое место. Я поймаю его, когда он спустится. Ден, тебе просто нужно держаться как следует и не поцарапаться.
Путь вниз оказался короче, чем я себе представлял. На узком, но с виду достаточно безопасном уступе стояла тетя Оливия, которая подхватила меня и увлекла в пещеру. Миг спустя пустая веревочная петля снова поднялась, а затем вернулась, на этот раз с корзиной для пикника, подвешенной за ручки.
— Теперь, Ден, — провозгласила тетя Оливия, — даже если жестокий Роберт бросит нас, мы не умрем от голода — по крайней мере не сразу.
Я спросил, спускается ли он.
— Конечно, иначе останется без обеда.
Профессор Пикок появился через несколько секунд, своим присутствием вынудив нас слегка отодвинуться в маленькую пещеру за выступом.
— Видите, какая здесь черная почва? — сказал он. — Это уголь.
Профессор присел на корточки, начал просеивать уголь пальцами, и в конце концов продемонстрировал нам кусочек обугленного дерева, в котором крошечная частичка слюды коротко сверкнула в лучах солнца, словно гаснущая искра.
— Здесь горели сотни костров — возможно, тысячи.
Тетя уже распаковывала ланч.
— Нижняя сторона скатерти почернеет, но, полагаю, миссис Доэрти за определенную плату вернет ей первоначальный вид. — Она приостановилась, чтобы рассмотреть непонятный узор, нацарапанный кем-то на стене пещеры. — Как думаешь, я смогу сделать копию притиранием?
— Я сделаю, — сказал профессор Пикок. — Мне тоже понадобится экземпляр. По-твоему, Олден понимает, что это самое старое жилище, в котором ему довелось побывать? Вероятно, и доведется, даже если он доживет до ста лет.
Тетя Оливия развязала голубую нитку, которой было обвязано блюдце с крышкой в виде курочки-наседки из молочного стекла, чтобы содержимое не просыпалось в корзине.
— А, оливки, — проговорила она. — Спелые оливки. Совсем забыла, что взяла с собой. Ден может понять этот факт, Роберт, но не способен осознать его значение. Пока что не способен. Какие сокровища ты нашел в этой грязи?
— Кость. — Он показал почерневший прутик. — Кажется, дикая индейка.
— Здесь жили индейцы, да? — спросил я.
— Доисторические индейцы, — уточнил профессор Пикок.
Тетя фыркнула.