Покой

— Да упокой Аллах его душу! Сегодня вы, я надеюсь, услышите много нового! Мюмтаз, говорят, пригласил Эмин-бея. И художника Джемиля… — и тихо добавил: — Этого Джемиля я не знаю.

Ихсан продолжал радоваться:

— Сегодня все возможно! Раз организатором был Мюмтаз! Он постоянно повышает свое мастерство. Но с чего вдруг вам в голову пришло устроить праздник?

— Через три дня я переезжаю в Стамбул… Нуран предложила собрать всех, пока мы не уехали.

— А где ты разыскал Эмин-бея?

— Я встретил его на улице. А художника Джемиля просто пригласил. К тому же он обещал научить меня играть аин в макаме «Ферахфеза».

Тевфик-бей наклонился к Ихсану:

— Сколько лет прошло, как мы не собирались, как думаешь?

— Бессчетное количество; но встречаемся всегда на одном и том же месте…

— Да, всегда на одном и том же месте… — в эту минуту Тевфик-бей почувствовал себя старым, огромным, застилающим ветвями небо платаном. В таком состоянии совершенно неважно, придет ли смерть. Достаточно лишь быстро покинуть все, что любишь, и переступить порог… Тевфик-бей медленно откашлялся, словно бы проверяя свой голос:

— Мне вот интересно, могу ли я, как прежде, посостязаться в умении играть на нее Эмина Деде?

А про себя подумал: «Умереть это одно, а приблизиться к смерти — другое». Он видел смерть нескольких поколений. Деревья вокруг поредели, словно только для того, чтобы старый платан было лучше видно. Это было так странно, что какое-то время Тевфик думал: «Может, я не умру никогда? Может, смерть обо мне забыла?» Эта мысль хорошо сочеталась с его весьма великодушной уверенностью в себе, его физическими силами и с питаемым этими силами его навязчивым эгоизмом; но ведь уже целый год прошел… Поэтому ему хотелось посоревноваться в игре на нее с Эмин-беем. Пятнадцать лет назад мысль о таком экзамене, проверке самого себя, даже не пришла бы в голову. Пятнадцать лет назад его умение заставляло звенеть единым вздохом восхищения люстры в гостиных, где он бывал в гостях; заставляло звучать единственной нотой «до» стакан, стоявший перед ним.

А сегодня дружба с Эмин-беем должна была показать ему, что для него, Тевфик-бея, не все закончено. Тот пришел сам и даже принес с собой свой тамбурин.

Тевфик-бей вот уже год подспудно готовился к смерти. И делал это с тем благородным покоем, которым славился всю жизнь. Он умел вкладывать ответственность в свои поступки. И теперь пытался встретить то последнее, что было уготовано ему судьбой. Нет, нельзя сказать, что он не боялся. Он очень любил жизнь. По мере того как он приближался к старости, он понял вкус и прелесть сотканного из случайностей сна, именуемого жизнью и состоявшего из плотной материи. Все мечты его оставили, его миром стал только он сам, то есть его тело, отягощенное разными болезнями. Сегодня это тело пожелало вновь заявить о себе.

Ихсан сообщил:

— Сегодня и Суат придет.

Мюмтаз помрачнел. Маджиде, заметившая это, наивно заметила:

— Перестань, Мюмтаз… Суат — единственный человек в моей жизни, который говорит мне комплименты…

Ихсан, продолжая спокойно улыбаться, задумчиво промолвил:

— Я знал, что тебе не понравится его приход. Но очевидно, что Суат обладает определенной притягательностью, сообразительностью. Только он из тех, кто не знает, на что все это потратить… Может быть, именно поэтому он нездоров и не может найти покоя. Мне кажется, что Суат каждый день бьется головой о стену. Кстати, он тебя видел позавчера в Бейоглу, но ты его не узнал!

Мюмтаз готов был сойти с ума от ярости:

— Я его заметил и узнал. Но он был в такой ужасной ситуации, что я решил, что будет неудобно здороваться с ним! — Затем он по порядку рассказал обо всем, что было накануне вечером, о случайной встрече в маленькой закусочной, о женщине в темно-синей бархатной шляпке, о ребенке, от которого будут избавляться, а про себя удивлялся: «Интересно, на какие еще низости я способен? Как низко я еще упаду? Я словно в глубоком колодце!»

— Когда он спускался с лестницы, у него была такая циничная улыбка… К тому же он чуть не потирал от радости руки за спиной у бедной женщины, будто говорил: «Слава Богу, с этим все решили!» — тут Мюмтаз неумело сам потер руки. Он знал, что совершает нечто ужасное. И, договорив, замолчал с отвращением.

Во время всего рассказа он ни разу не взглянул на Нуран. Он выпалил свои слова, все время глядя в пол, и смог лишь несколько раз поднять голову и посмотреть на Ихсана.

— Значит, вот как! А между тем он говорил о том, что ты пристрастился к алкоголю. «Наверное, он очень много пьет», — сказал он.

Мюмтаз махнул рукой, словно бы говоря: «Да ладно, моя жизнь у всех на виду!» Он ощущал тяжкую тоску. Он думал, что обидел Нуран: «Проклятый Суат… Проклятый. Но почему я так разволновался? Как могла любовь внезапно превратиться в злобу? Суат посмел уподобить меня себе… Еще шаг и…» Он посмотрел на Нуран чуть ли не с ненавистью, словно спрашивая у нее: «Ну, что со мной еще случится из-за тебя?»

Лицо Нуран выражало полное безразличие. Однако, встретившись взглядом с Мюмтазом, она улыбнулась:

— Какое нам дело, Мюмтаз, до этого человека?