Покой

– Старые монеты, – сказал мистер Голд, заговорив впервые с тех пор, как я начал его обвинять, – иногда находят в речном песке.

– Это правда. Я сам нашел одну во время пикника, когда был намного моложе. Но по крайней мере три парохода затонули на Канакесси выше по течению от города, и монеты не все золотые – мне попался серебряный доллар. Большинство датируются семидесятыми и восьмидесятыми годами.

Я ждал чего-нибудь еще, но Голд опять молчал.

– Вы слишком ясно указали, – продолжил я, – где должно быть сокровище. По вашим словам, стоя во дворе фермы возле курятника, Кейт видела фонари спутников Квантрилла; затем они вернулись и оставили грязные отпечатки на ее ковре; когда они ушли на следующий день, она прошла по их следам, но не смогла найти место, где зарыли деньги. Сдается мне, вы просто пытались напустить тумана – однако, когда мы с мисс Арбетнот отправились туда, сразу стало ясно, что если все это действительно произошло, то объяснение может быть одно-единственное: Квантрилл и его отряд закопали золото в русле Сахарного ручья, а со двора фермы виден очень короткий участок.

– Полковник Квантрилл мог вернуться и забрать клад, – тихо сказал Голд. – Или его могло смыть.

– Квантрилла убили в 1865 году, но кто-то из его людей действительно мог вернуться; или кто-нибудь наткнулся на дневник Кейт Бойн много лет назад и выкопал сокровище; или, как вы говорите, его смыло. Но во время поисков у нас с мисс Арбетнот возникли разногласия, которые заставили меня призадуматься. Она прочитала мне часть дневника Кейт, чтобы я помог ей, и там говорилось, что на момент появления Квантрилла Мод Милл, ее дочь Мэри и ее падчерица Ханна находились далеко от фермы: Мод увезла их в Бостон, чтобы повидаться со своей матерью. Мистер Голд, Ханна Милл работала у нас кухаркой, когда я был еще ребенком. В 1863 году она была подростком, и случись ей побывать так далеко от Кассионсвилла, в самом Бостоне, она бы рассказывала об этой поездке всю оставшуюся жизнь. Но она никогда не упоминала о ней.

Я оставил его сидеть на краешке стола и вернулся в свою квартиру. Снова была суббота; Лоис исчезла из моей жизни (точнее, она покинула мое будущее – я не мог вычеркнуть ее из прошлого, как бы сильно ни старался), и мне предстояло пережить остаток дня, а также воскресенье. Мне было интересно, что скажет Аарон в понедельник, упомянет ли его отец о случившемся. Обуреваемый такими эмоциями, я время от времени звонил Маргарет Лорн; иногда отвечал ее муж или кто-то из детей; иногда она сама. Я не издавал ни звука, но если трубку снимала Маргарет, она пыталась разговорить меня, спрашивая, как меня зовут и почему я ей звоню; иной раз сердилась, чаще уговаривала. Полагаю, эти звонки на самом деле ей нравились – ей нравилось знать о существовании тайного поклонника. Однажды я послал ей цветы без открытки. Встречаясь на улице – что происходило реже, чем возможно в маленьком городке, – мы были вежливы и официальны.

Что пошло не так? Вот в чем вопрос, а не «Быть или не быть», при всем уважении к Шекспиру. Когда я вспоминаю детство и забываю (всякое бывает) прочее, становится совершенно ясно, какую жизнь мне полагалось прожить. Я был умен и трудолюбив; мы с Маргарет глубоко любили друг друга. Я должен был на ней жениться и удостоиться карьеры, если не блестящей, то, по крайней мере, примечательной по местным меркам. В возрасте от двадцати до тридцати лет я бы унаследовал отцовское поместье, что не сделало бы меня по-настоящему богатым, но, в дополнение к собственным заработкам, предоставило бы нам с Маргарет комфортные условия.

Ничего подобного не произошло, я оказался бедным человеком в сорок лет и очень богатым в пятьдесят, а Маргарет так и не отыскал. Серебряный доллар, подобранный мной, когда был с ней на пикнике, – доллар, кажется, 1872 года, на лицевой стороне которого была изображена сидящая фигура Свободы в профиль, – я носил в кармане в течение многих лет; возможно, он принес мне несчастье. Где монета сейчас, понятия не имею, хотя представляю, как она лежит в одном из верхних ящиков моего старого бюро в доме бабушки, рядом с бойскаутским ножом. Я все еще не нашел дорогу назад, к той удобной застекленной веранде, где горел огонь в камине. Но я ношу с собой блокнот, ручку и пишу – то в коридорах, то в странных покоях. Среди них оказалась и моя квартира в районе под названием Выгон.