– Знаете, а мы это умели. То, что делали цыгане. На самом деле, мы могли бы сделать это лучше – мы появились в Европе раньше, у нас были те же преимущества, что и у них, – более сложная культура, смуглая внешность, которую славяне, скандинавы, кельты и тевтоны находили такой зловещей. И у нас было несоизмеримое преимущество – мы дали Европе религию, но сами ее не приняли. Мария, Мария Магдалина, Иисус, Иуда, Петр, даже Симон Волхв – все они были евреями, знаете ли. Подумайте, что можно было бы с этим сделать. Цыгане притворяются, что предсказывают будущее, а ведь все пророки были из наших – Моисей, Иоиль, Самуил, все они… ох, прошу прощения. Вы хотели увидеть моего мужа.
– Начинаю задаваться вопросом, почему вы не хотите, чтобы я вошел.
– Увы, я просто оттягиваю беду. Люди не понимают Лу. Он великий человек, но его призна́ют только через сто лет после смерти.
Я хотел сказать, что это относится ко всем; наши жизни нельзя рассматривать отстраненно, пока они не будут наполовину забыты, как картины, на которые можно взглянуть непредвзято, лишь когда художники давно мертвы; но я промолчал.
– И все же вы необычный человек. Я забыла сказать, что мы наделены одним по-настоящему важным свойством – особой чувствительностью, умением видеть ауру. – Она помолчала, наблюдая за мной, затем сказала: – Кабинет Лу дальше по коридору, первый слева от вас. На самом деле это гостевая спальня.
Я кивнул и постучал в дверь, когда дошел до нее. Ответа не последовало, поэтому я повернул ручку и вошел. Мистер Голд, в пижаме и домашнем пиджаке, сидел в кожаном моррисовском кресле; его ноги покоились на обтянутом кожей пуфике, обутые в старомодные красные ковровые туфли. Очки в золотой оправе были (как всегда) на положенном месте, а на коленях лежала тяжелая книга.
– Что вас задержало? – спросил он и тут же добавил: – Знаю – это Салли. Садитесь, мистер Вир.
Я сел в большое, потертое, удобное кресло.
– Моя дочь поговорила с вами, не так ли?
Я кивнул.
– Салли сообщила. Шерри слишком беспокоится обо мне. И Салли тоже.
Я сказал:
– Учитывая ваше хобби, я их не виню.
– Вы думаете, меня могут отправить в тюрьму… По правде говоря, я сомневаюсь, мистер Вир. Я обдумывал этот вопрос с тех пор, как вы покинули мой магазин сегодня днем, и настроен довольно скептически. Однако в некотором смысле было бы интересно оказаться подсудимым. Думаю, цены на мои книги взлетели бы.
– Видимо, вы правы, но вас не арестуют – по крайней мере, не из-за меня.
– Значит, Шерри вас отговорила.
– Мне нравится думать, что я отговорил себя сам – по крайней мере в основном. Вы действительно причиняете вред, мистер Голд; вы определенно причинили вред Лоис и мне. Но все мы причиняем реальный вред, и большинство из нас не делают это так стильно, как вы.
– Понимаю. – Он кивнул и закурил сигарету. – Нас гораздо больше, чем вы думаете, мистер Вир. И мы появились давным-давно. Многие из старых книг, которые вы принимаете за подлинные, потому что видите их повсюду, на самом деле являются перепечатками оригинальных трудов таких людей, как я, – некоторые из нас работали много сотен лет назад.
– Вы это знаете или выдумываете?
– У меня есть все основания в это верить. И книги не единственная наша тема. Я полагаю, все знают историю про руки Венеры Милосской, но…
– Боюсь, я знаю только историю про руку Бонапарта, однако теперь не рассказываю ее так часто, как когда-то.
– Вам надо как-нибудь рассказать ее мне. Может, поведаете? Прямо сейчас?
– Предпочту узнать о Венере.
– На самом деле она, конечно, была не Венерой, а Афродитой, и ее якобы обнаружили в пещере на острове Милос в 1820 году. Статуя находится почти в идеальном состоянии, за исключением того, что у нее отсутствуют обе руки, и существует немало глупых версий их расположения. Поскольку она представляет собой подлинное произведение древнего искусства, ее фотографию можно было поместить в «семейные» книги – даже в наиболее склонный к репрессиям период Викторианской эпохи. Таким образом, она стала тайным эротическим стимулятором для поколений маленьких мальчиков во всем мире. Многие мужчины сохраняют пожизненный интерес к вещам, которые волновали их в детстве.
– Я в курсе.
– На самом деле положение рук – и то, что с ними случилось, – хорошо установлено. Однако об этом редко пишут, потому что тайна улучшает историю.
Голд откинулся на спинку кресла. Он всегда казался мне скорее немцем, чем евреем, и особенно в тот момент, когда втянул щеки и сложил пальцы домиком, – вылитый прусский ученый, все еще читающий лекции в каком-нибудь клубе.