Покой

– Обо мне не переживай – пойду и спокойненько почитаю газету или послушаю радио.

– Да я и не переживал.

Миссис Голд фыркнула, улыбнулась мне и, махнув подносом, закрыла за собой дверь.

– Очаровательная женщина, – сказал я.

– Видели бы вы ее двадцать пять лет назад. Мы познакомились в Лондоне – я уже об этом говорил? Русский чай – это Лондон, это Блумсбери, а не Россия. В Восточной Германии – Польше, – где я родился, русских ни в грош не ставят. В Блумсбери они были воплощением шика. Так или иначе, она замечательная женщина.

– Не хочу занимать весь ваш вечер… – начал я.

– Я вас задерживаю? Простите. Как уже сказал, я сплю очень мало. Для меня сейчас шесть часов.

– Я просто хотел сообщить, что решил никому не рассказывать про историю с дневником Кейт Бойн. Шерри очень переживает за вас, и я подумал, что будет лучше сказать об этом лично.

– Благодарю за это, мистер Вир. Я… – он легонько постучал по своему домашнему пиджаку, – …высокомерный человек. Гордый. Сдается мне, семье Голд лучше бы с вами не встречаться. Но я не такой дурак, чтобы не распознать добрую волю, когда ею мне тычут в лицо. Спасибо.

– Собираетесь продолжать в том же духе?

Он рассмеялся.

– Давайте взглянем на это с другой стороны, мистер Вир. Предположим, вы окажетесь в суде – в настоящем суде; очень впечатляющее дело. В Англии суды куда грандиознее, чем здесь, но это уже другая история. Вы встаете, кладете руку на книгу (у меня было искушение сочинить Евангелия других десяти апостолов, но их и так довольно много) и клянетесь, что будете говорить правду. Вас спрашивают: «Он сказал вам, что собирается продолжать?» Что бы вы сказали в ответ?

– Полагаю, правду.

– Я тоже так думаю. Поэтому больше вы от меня ничего не услышите.

Голд открыл книгу, которая лежала у него на коленях, и погрузился в чтение, притворяясь, что забыл про меня. Я спросил, что он читает.

– Вы про это? Она на греческом. Вы не говорите по-гречески, так что ничего не поймете.

– А как она называется по-английски?

– Должна называться «Книга, подчиняющая мертвых». Большинство людей, которые думают, что знают греческий, на самом деле его не знают, поэтому называют ее «Книга имен мертвых» или «Книга имен смерти».

– Настоящая?

Он поднял массивный фолиант, переплетенный в выцветшую зеленую кожу, украшенный медью.

– На что похоже? Папье-маше?

– Я имею в виду, это вы ее написали?

– Возможно. – Внезапно сделавшись очень усталым, Голд снова положил тяжелую книгу на колени. – Для вас я мошенник, мистер Вир. Эксцентрик. Для себя я художник, формирующий прошлое, а не будущее. Я пишу, да. Моя рука движется по бумаге, держа перо, и возникают слова, и я пытаюсь сказать себе, что все они исходят от меня. Может быть, все человечество, живое и мертвое, имеет общее бессознательное, мистер Вир. Так думали многие великие философы. Возможно, в формировании этого бессознательного принимает участие нечто, превосходящее человека. Я нахожу, что мир очень быстро приспосабливается к тому, что я пишу. Или я пишу больше, чем знаю, – возможно, так происходит со всеми, кто занимается тем же, что и я. Книга у меня на коленях… я только что ее дописал, но вы найдете упоминание о ней в сотне других. Человек из Род-Айленда придумал название,[74] его подхватили… ну, вы понимаете.

Я кивнул.

– Итак, теперь она существует. Изначально, по слухам, книгу написали на арабском, но позже появились переводы на греческий (название, видите ли, на самом деле представляет собой заголовок греческого перевода), латынь и немецкий – все языки, которые я немного знаю. Настоящий том представляет собой сборник заново переплетенных страниц из нескольких более ранних изданий; есть некоторые дубликаты и кое-какие пробелы, что и следовало ожидать.

– Покупатель уже есть?

– Предложу Колумбийскому университету; их копия потерялась.[75]

– Я думал, вы только что ее написали.