Покой нам только снится

— Ты не переживай, сейчас важнее твоего дела ничего нет. Если получится в Москву перевестись, да с повышением, так хорошо будет! У меня там две дочки учатся, пригляда за ними никакого, а тут — милое дело, — довольно щурится от раннего солнца Сан Саныч. — Да и в местном министерстве я потолка уже достиг по должности.

— Да, понимаю, у местных генералов свои дети и у местных подполковников тоже, — бурчу я, садясь-таки в тачку.

— Что-то типа того, — смеётся мой водитель. — Со здоровьем у твоего товарища всё неплохо, но полежать надо бы, конечно. Жаль, его ваше управление КГБ домой забирает. Сегодня вечером самолёт. Ты не переживай, я провожу. Ты мне вещи его вынеси.

— Значит, хулиганы? А почему тогда назад срочно дергают больного? — пытаю я.

— Да это их проблемы, не забивай голову, Толь. У меня к тебе такой вопрос… Ты откуда знаешь Михаила Сергеевича?

— Что значит откуда? Он мой шеф, натаскивает меня на руководящую должность, я с ним постоянно общаюсь, — удивляюсь я, думая, что меня спросили про Лунёва.

— Иди ты! — Риммер даже тормознул свою «Волгу». — Горбачев тебя натаскивает?

— Почему Горбачев? Вы про начальника краевой комиссии по выезду спросили же? Про Лунева Михаила Сергеевича? Я заместитель его.

— Да откуда мне знать про твоего начальника! Горбачев вчера нашему первому звонил! — донельзя удивил меня Александр Александрович.

Глава 5

Я завис. Варианты были, конечно. Тот же Власов имел доступ к меченому, и в теории мог рассказать про меня. Но вероятнее всего вчерашняя собеседница Ленки, племянница Михаила Сергеевича, что-то сказала дяде или тёте. Для этого поганка Лукарь должна была накрутить собеседницу. Вспоминаю, говорил ли в телефонном разговоре я что-нибудь эдакое?… И кроме того, что «мне и так хреново», никаких скользких высказываний не помню. Батя ещё, внезапно разбуженный, мог ляпнуть что-нибудь. В теории, а на практике маловероятно. Он базар фильтрует обычно. Могла ли Ленка завестись от моей неосторожной фразы и завести потом Светку Аюкасову? Да могла, черт побери! Это Ленка! Чума на оба её дома.

— А повод разговора какой был? — осторожно спросил я.

— Якобы тебя зарезали. Чушь, конечно, но генсек позвонил Ниязову, спрашивал, что у нас тут случилось? Меня уже ночью подняли, я доложил, что ты жив и здоров. Да, ножевые ранения были, но не у тебя, а у члена твоей делегации. Ничего пояснить не можешь?

— Ну… Если отбросить версию с Власовым, а он всякие слухи Горбачёву пересказывать не стал бы, остаётся племяшка Раисы Максимовны. Мы с ней в зональной школе в Красноярске вместе учились и дружили какое-то время. Скорее всего испорченный телефон сработал. Наша общая знакомая, дочь зам начальника УКГБ по Красноярскому краю, вчера должна была говорить по телефону с Аюкасовой, вот и передала той информацию ложную.

— Да, помню, ты при мне с ней говорил, — задумчиво сказал Сан Саныч. — Одна взбалмошная девица, и все на ушах — наши КГБ и милиция, органы власти, начальник управления здравоохранения республики, да что говорить — самого Ниязова разбудили! — удивлённо пробормотал майор.

— А я три года с ней по соседству жил! Это хорошо, что её папка с ней не цацкается, иначе руины бы на месте Красноярска были.

— Не похоже, что она к дисциплине приучена, — кисло сказал майор.

— Выветрились за три года учёбы и жизни в общаге воспоминания о папкином ремне, — посетовал я.

На этой фразе мы подъехали к санаторию, около которой стояли парочка милицейских «Волг», «Чайка» радикального цвета и еще несколько машины попроще.

— По твою душу приехали, — уверенно сказал Риммер. — Идём, буду тебя выручать.

— Да вот же он! — воскликнул московский гость из ЦК ВЛКСМ Сергей Морозов, когда мы зашли на территорию санатория.

С десяток солидных мужчин разной степени упитанности разом обернулись на нас с майором. Самый толстый и важный, лет сорока, с радостным выражением лица потянулся ко мне с объятиями. Бить будет? Шучу! Стоические терплю его грубые мужские ласки. Ясно ведь, обнимает меня не по зову сердца, а по приказу начальства. Вот и товарищ майор делает мне «страшные» глаза. От мужика ощутимо пахнуло луком, и я порадовался, что моя фамилия Штыба, а не Брежнев.

— Орёл! — внимательно оглядев меня, сообщил всем толстяк. — Жив-здоров, худой только! Что, у вас тут плохо кормят? — обратился он почему-то к москвичу Морозову.

— Отлично кормят, — поспешил ответить вместо того подполковник Подшивалов. — Калорийные расходы большие просто.

— Да? — не поверил толстяк. — Надо проверить!

— Так а я о чём?! — обрадовался Подшивалов. — Обед только через час, но чем-нибудь нас накормят. Тем более, Анатолий Валерьевич завтрак пропустил.

— Это… — замялся я. — Я в больницу к товарищу ездил. Небезопасно у вас, оказывается, на улицах и в ресторанах!

От моей фразы все, даже почти москвич Риммер, замерли. Такой неприкрытый наезд на такого важного начальника! На кого, кстати? Хоть бы представился.