Покоя больше нет. Стрела бога

Рассматривая маску теперь, когда она ожила, он не находил в ней того, прежнего недостатка. Изящный нос, казалось, делал еще более свирепыми остальные черты лица. Эдого переходил от одной группы людей в толпе к другой в надежде услышать одно сравнение. Он очень хотел его услышать, но никому оно не приходило в голову. Многие расхваливали новую маску, но никто не подумал сравнить ее со знаменитой Агабой из Умуагу, пусть даже сравнение было бы не в пользу его творения. Даже такому сравнению Эдого порадовался бы. Ведь он и не претендовал на то, чтобы превзойти величайшего резчика в Умуаро, хотя и надеялся, что кто-нибудь свяжет их имена. Он уже упрекал себя за то, что не расположился в окволо. Там, среди старейшин, скорее можно было бы услышать разговор на интересующую его тему. Но сейчас уже ничего не поделаешь.

Самый напряженный момент празднества настал, когда повели на заклание жертвенных баранов. Как только в центре ило было установлено кресло и маска села, наступила относительная тишина. Двое сопровождающих, встав по обе стороны от маски, принялись ее обмахивать. К маске подвели первого барана, и она коснулась его шеи своим мачете. Затем барана отвели на некоторое расстояние, поставив его так, чтобы он был хорошо виден председательствующему духу. Теперь воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь звуками флейты – не тонкими и нежными, как обычно, а грубыми и отрывистыми. Вперед выступил Обика; он высоко подбросил мачете, и на вращающемся в воздухе клинке засверкали отблески вечернего солнца. Дважды подбрасывал он мачете и оба раза ловко ловил его на лету. После этого он шагнул вперед и одним точным ударом отсек барану голову. Сопровождающий маски подобрал покатившуюся по песку голову и высоко поднял ее. Толпа разразилась шумными возгласами одобрения. Маска смотрела перед собой все с тем же неизменным выражением.

Когда возбужденный гомон несколько поутих, вывели второго барана, и маска вновь коснулась шеи животного. Вперед вышел Обиквелу. Он нервничал из-за того, что незадолго до этого уронил свое мачете. Трижды подбросил он его сейчас и все три раза поймал с безупречной ловкостью. Затем он шагнул к барану, поднял мачете и нанес удар. Впечатление было такое, как будто он рубанул по камню; баран пустился наутек; в толпе заулюлюкали и загоготали. Обиквелу в тот день очень не везло. В последний миг баран мотнул головой и подставил под удар рог. Маска неподвижно смотрела перед собой. Обиквелу предпринял еще одну попытку, на сей раз удачную, но все было напрасно: отдельные запоздалые возгласы одобрения потонули в хохоте толпы.

Глава 18

После долгого периода тайной подготовки Эзеулу наконец обнаружил свое намерение нанести Умуаро удар в самое чувствительное место, выбрав для этого праздник Нового ямса.

Этот праздник знаменовал собой конец старого года и начало нового. До праздника мужчина мог выкопать несколько клубней ямса, посаженного возле дома, чтобы избавить свою семью от мук голода, но никто не начинал уборку урожая на больших полях. Ну и само собой разумеется, ни один титулованный мужчина не брал в рот нового ямса, даже покупного или приусадебного, до наступления праздника. Этот обычай был призван напоминать шести деревням об их объединении в стародавние времена и о неоплатном долге богу Улу, спасшему их от опустошительных набегов Абама. Ежегодно в праздник Нового ямса снова разыгрывалась сцена объединения деревень, а каждый взрослый мужчина в Умуаро приносил к святилищу Улу крупный клубень семенного ямса и, очертив им у себя над головой круг, клал его в общую груду своей деревни. Затем он брал кусок мела, лежащий возле этой груды, и помечал себе лицо. Подсчитав клубни в этих грудах, старейшины узнавали, сколько мужчин насчитывается в каждой деревне. Если число мужчин увеличивалось по сравнению с прошлым годом, приносилась благодарственная жертва Улу; если уменьшалось, за объяснением причины обращались к прорицателям и Улу приносилась искупительная жертва. Из этого же ямса Эзеулу отбирал тринадцать клубней, чтобы вести счет новому году.