Пока возрастная группа Отакагу проводила свое собрание в тени деревьев огбу на базарной площади, слух о том, что белый человек отхлестал Обику, распространился по всем деревням Умуаро. На усадьбу Эзеулу эту новость принесла жена Эдого, которая услышала ее, когда возвращалась из леса домой с вязанкой дров на голове. Эзеулу был разбужен рыданиями матери и сестры Обики. Он отбросил в сторону циновку, которой укрывался, и вскочил на ноги; первое, что пришло ему в голову, была мысль: кто-то умер. Но затем он услыхал, как рассказывает о чем-то жена Эдого, чего не могло бы быть, если бы и впрямь кто-нибудь умер. Он сел на край бамбукового ложа и громким голосом позвал жену своего старшего сына. Та сразу же вошла в
– О чем это ты там рассказываешь? – спросил Эзеулу у Амодже.
Она повторила услышанную ею историю.
– Хлыстом? – переспросил он, все еще отказываясь верить. – Но какое же он совершил преступление?
– Те, кто рассказывал, ничего об этом не говорили.
– По-моему, он поздно пошел на работу, – задумчиво проговорил Эзеулу. – Но белый человек не стал бы пороть за это взрослого мужчину, да к тому же еще моего сына. За опоздание его попросили бы уплатить штраф в пользу сверстников; его не наказали бы хлыстом. Или, может быть, он первым ударил белого человека?..
Эдого был тронут, увидев на лице отца глубокое огорчение, которое тот тщетно пытался скрыть. Казалось бы, он должен был почувствовать ревность к младшему брату, но ревности не было.
– Пойду-ка я, пожалуй, на площадь Нкво – там у них сейчас сход, – сказал Эдого. – Непонятна мне пока эта история. – Он пошел к себе в хижину, взял мачете и направился к выходу.
Отец, все еще пытавшийся понять, как могло случиться такое, окликнул его. Когда Эдого вернулся в
– Насколько я знаю твоего брата, он, вероятно, ударил первым. Тем более что он был пьян, когда уходил из дому. – Тон у него уже изменился, и сын едва сдержал улыбку.
Эдого снова пошел к выходу; на нем было то же одеяние, в котором он работал, – длинная и узкая полоска материи, пропущенная между ног и обвязанная вокруг пояса таким образом, что один ее конец свободно свисал спереди, а другой – сзади.
За ворота усадьбы вышла и мать Обики; она шмыгала носом и терла кулаком глаза.
– А эту куда понесло? – спросил Эзеулу. – Я вижу, собирается воинство на бой с белым человеком. – Он рассмеялся, когда Матефи обернулась на его слова. – Возвращайся к себе в хижину, женщина!
Эдого тем временем вышел из усадьбы и повернул налево.
А Эзеулу уселся на доску из дерева ироко и прислонился спиной к стене. Теперь он мог следить за всеми подходами к усадьбе. Мысли беспорядочно скакали у него в голове в тщетных поисках какого-нибудь разумного объяснения истории с поркой. Он стал думать о белом человеке, отхлеставшем его сына. Эзеулу видел его и слышал его голос, когда тот говорил со старейшинами Умуаро о новой дороге. Впервые услышав молву о том, что к ним придет белый человек, чтобы переговорить со старейшинами, Эзеулу уверился, что это будет его друг Уинтабота, Сокрушитель Ружей. Он был глубоко разочарован, когда увидел вместо него другого белого. Уинтабота был высок ростом, строен и держался как великий человек. Голос его рокотал подобно грому. Этот же был плотный коротышка, волосатый, как обезьяна. Говорил он как-то чудно, не открывая рта. Эзеулу подумал, что он, должно быть, какой-нибудь прислужник Уинтаботы, выполняющий подсобную работу.
На улице, в том месте, где от нее ответвлялись тропинки, ведущие к усадьбе Эзеулу, появились люди. Он вытянул вперед шею, вглядываясь, но мужчины прошли мимо.
В конце концов Эзеулу решил, что, если его сын не виноват, он сам пойдет в Окпери и пожалуется на этого белого его господину. Ход его мыслей был нарушен внезапным появлением Обики и Эдого. Позади них шел еще кто-то, в ком он вскоре узнал Офоэду. Эзеулу видеть не мог этого никчемного парня, который неотступно следовал за его сыном, как стервятник за покойником. Гнев, охвативший его, был так велик, что он рассердился и на сына.
– За что его выпороли? – спросил он у Эдого, словно не замечая двух других. Мать Обики и все, кто были на усадьбе, поспешно вошли в
– Они опоздали на работу.
– Почему вы опоздали?
– Я пришел домой не для того, чтобы отвечать на вопросы! – крикнул Обика.
– Хочешь – отвечай, не хочешь – не отвечай, дело твое. Но вот что имей в виду: это только начало тех бед, которые принесет тебе пальмовое вино. Такая жажда в конце концов убивает человека.
Обика и Офоэду вышли.