– Я не буду читать вам мораль, Сирота, потому что вы со своим высшим философским образованием кого угодно идиотом сделаете. Даже меня! Куда должен ходить Первый секретарь ЦК, решаете не вы. А вот куда отныне вы не имеете права даже нос казать, уже решено. Товарищи с Владимирской очень советуют, чтобы вашего духу не было в кафе, которое на втором этаже диетического гастронома. У них там какие-то оперативные мероприятия против диссидентов и товарищи очень бы не хотели, чтобы диссидентом номер один оказался какой-то там инспектор уголовного розыска. Фамилию называть не буду, но это вы, Сирота.
Вот тебе и гнусность номер два! Я так и не узнал, действительно ли парни из Конторы решили поиграть в одной из моих любимых кофеен в свои игры, или это все замполит назло мне придумал. Но в борщ мне наплевали изрядно. Кроме того, я хорошо знал, что одной идеологической накачкой не обойдется. Следующий номер нашей программы:. «Кстати, инспектор, как там у вас продвигается расследование дела насчет прапорщика? А то языком чесать у нас все мастера…»
Драпать! Причем немедленно! Только сунуться головой в дверь к Старику, чтобы крикнуть: «Я на задании!» – и исчезнуть раньше, чем пепел с цигарки Подполковника упадет на стол.
Наилучшим источником информации для советского сыщика является «народный контроль». Они же «народные мстительницы» или «партизанки». Группа бабушек – тех, которые с утра до ночи сидят на лавочках около подъездов, потому что иной работы у них нет. И хотя у каждой на носу очки, что твой иллюминатор, замечают они все: кто, когда, с кем и к кому пришел, вышел, задержался, переночевал. Это у них хватает нахальства ляпнуть незнакомому человеку: «А вы к кому, а то вроде не наш?» Это они будут ловить мандраж или гонять комаров, чтобы дождаться, когда же выйдет та профура с голым задом, которая поднялась на пятый этаж. А если таинственная незнакомка остается ночевать, то уж будьте уверены, что ровнехонько в шесть нуль-нуль, под первые аккорды Государственного гимна по радио, «народный контроль» занимает боевую позицию на своих лавочках, чтобы «посмотреть курве в глаза» и вслух перемыть косточки всей советской молодежи.
На полпути к дому, где жила семья прапорщика Н., моя злость поутихла, а служебное рвение поугасло. Ибо я вспомнил, что тот девятиэтажный красавец, который гордо возвышался на фоне ободранных «хрущобок», – малосемейка. В нем только однокомнатные квартиры для молодых специалистов. А кто же захочет добровольно сажать себе на голову тещу или свекровь, имея «двайцять один квадрат» площади на двоих? То есть, ставить крест на личной жизни. К счастью, я ошибся. Еще издали заметил около подъезда трех одуванчиков в темных платочках. Все правильно: люди становятся в очередь на многокомнатную квартиру и срочно выписывают бабушку из провинции для лишних десяти метров.
Достаточно мне было подсесть на лавочку и сказать, что я из милиции, как ничего больше говорить не пришлось:
– Это вы насчет того военного, которого убили?
– Не убили, Карповна, а утопили. Только форма всплыла, вся в крови.
– Или убили, или утопили – один конец, – подвела итог третья, – а царства небесного он не дождется! Потому что старших не уважает! Никогда не здоровался. Хоть бы кивнул раз! Вот у нас на шестом этаже полковник живет с молодой женой. На Вознесение свадьба была. Так они оба всегда: доброе утро, добрый вечер, как ваше здоровье! А этот ваш, из-за которого вы пришли, зыркнет часом, аж нехорошо становится, и пошел. Макаронник!
– Не макаронник, а прапорщик.
– Да какой он прапорщик! Макаронник! У меня отец был прапорщик в империалистическую. Так мама рассказывали, что он их у офицеров в карты выиграл! А этот – злыдень, злыдень, злыдень!..
Все шло к интересной дискуссии. Но, к сожалению, у меня не было времени. Поэтому я вынужден был согласиться:
– Уговорили, пусть будет злыдень. Но вот вы мне скажите – может, он просто сбежал? Знаете, есть такие жены, от которых мужья даже на Чукотку сбегают. А там выгоняют медведя из берлоги, влезают туда и сосут лапу.
«Народный контроль» в течение пяти минут доказал, что я сопляк и ничего не понимаю в женщинах. Что супруга прапорщика – само совершенство. И если завтра ангелы, которых не существует, возьмут ее живой туда, где только космонавты летают, общественность дома не удивится. Ибо молодая женщина не просто красива, воспитанна и здоровьем интересуется. Она им лекарства достает и ни копейки сверх не просит. А те, которые дешевые, просто так дарит. И надо же такое сказануть, – на Чукотку сбежал!
Я еле успокоил старенькую общественность и подбросил ей еще одну гипотезу: а вдруг этот дурак беспросветный приревновал свою красавицу к кому-то совершенно постороннему, полез к нему драться и заработал в лоб так, что его до сих пор ищут. И опять мне гордо утерли нос: медсестра никакого такого повода для ревности не давала! Если кто и провожал ее несколько раз домой, так это женщина, врачиха, с которой она работает. Красивая такая, как намалеванная. А мужиков – и близко не было! Хоть тут спросите, хоть на работе.