Покойник с площади Бедфорд

Я КОНЧУ ВСЕ ОДНИМ УДАРОМ, И МНЕ НЕ ИНТЕРЕСНО, ЧТО СЛУЧИТСЯ ПОСЛЕ ТОГО, КАК Я УМРУ. Я БУДУ ЗНАТЬ, ЧТО ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ. ПРОСТО ВСЕМУ ПРИШЕЛ КОНЕЦ.

ЛЕО КАДЕЛЛ

Записка была очень жесткой – ни сожалений, ни извинений. Вполне вероятно, что где-нибудь лежит еще одно письмо, адресованное Теодозии. Питт не верил, что эта женщина знала, чем занимается ее муж.

Он еще раз внимательно посмотрел на письмо. Оно выглядело таким же, как и прочие, те, которые он видел раньше. Может быть, промежутки между буквами были немного другими, не такими выверенными, но, принимая во внимание обстоятельства, это выглядело естественным.

В коробке на столе лежали ножницы, нож для разрезания бумаги, кусок сургуча, моток веревки и два карандаша. Только клея нигде рядом видно не было. Возможно, он кончился и пустую бутылочку просто выбросили?

А где же газета, из которой вырезали буквы и слова? Ни на столе, ни на полу ее видно не было. Питт наклонился и посмотрел в корзинке для мусора. Газета лежала там, аккуратно сложенная, и суперинтендант достал ее. Так и есть – вчерашний номер «Таймс». Было хорошо видно, откуда вырезались слова и буквы.

Томас бросил газету назад в корзину. Больше здесь искать было нечего. Каделл был прав: что касается полиции, то дело закончено. Правда, для жертв шантажиста, и особенно для Теодозии, оно не закончится никогда…

Яркий солнечный свет падал через большие французские окна из сада. Горничная была слишком испугана увиденным, чтобы подумать о том, что занавеси надо задернуть. В саду никого не было видно. Полицейский пересек комнату, запер окна на замок и задернул тяжелые вельветовые портьеры, затем вышел и запер за собой дверь кабинета. Он должен был переговорить с Теодозией. В любом расследовании было два самых тяжелых момента: беседа с семьей погибшего, шокированной и измученной обрушившимися на нее страданиями, а также почти неизбежный арест подозреваемого. Сейчас же все горе было сконцентрировано на одном человеке.

Миссис Каделл сидела в приемной. Женщина была совершенно одна, рядом не было ни горничной, ни лакея. Казалось, что она окаменела: ее лицо было серого цвета, а руки, лежавшие на коленях, она сжимала так сильно, что суставы ее пальцев побелели. Миссис Каделл безмолвно смотрела на Томаса почти черными глазами.

Суперинтендант тихо вошел и сел напротив нее. Эта дама не только потеряла мужа, человека, которого она, по словам Веспасии, горячо любила. У нее больше не было будущего, а самым ужасным было то, что и ее прошлое тоже было уничтожено. Все, что ей было дорого, разбилось вдребезги. Тот фундамент, на котором миссис Каделл строила свое счастье, исчез. Все, что связывало ее с мужем, что составляло сущность их взаимоотношений, что она использовала для оценки собственного «я» и происходящего вокруг, оказалось ложью. Вся ее жизнь была предана и растоптана. У нее не осталось ничего.

Как часто мы видим мир и тех, кого любим, не так, как они того заслуживают, а так как мы сами хотим их видеть…

Питт хотел как-то успокоить хозяйку дома, но не мог подобрать нужных слов.

– Вы не хотите, чтобы я пригласил тетушку Веспасию? – спросил он.

– Что? Ах, да! – Женщина кивнула и замолчала на несколько мгновений, собираясь с мыслями, а потом словно бы приняла какое-то решение. – Нет… благодарю вас. Не сейчас. Ей будет очень тяжело. Она… – Ее голос надломился. – Она любила Лео. Всегда была о нем очень высокого мнения. Прошу вас, подождите, пока я соберусь с силами. Пока я пойму, что же все-таки произошло, чтобы я могла сама рассказать ей.

– Может быть, вы хотите, чтобы я ей рассказал? – предложил Томас. – Я могу к ней заехать. Иначе она все прочитает в газетах.

Последняя кровь отхлынула от щек вдовы, и на секунду Питт испугался, что женщина потеряет сознание, так судорожно она пыталась вздохнуть.

Инстинктивно, позабыв обо всех правилах приличия, полицейский упал на колени рядом с задыхающейся миссис Каделл. Одной рукой он взялся за ее намертво сцепленные руки, а другой обнял за плечи.

– Медленно, – скомандовал он. – Старайтесь дышать медленно. Не хватайте воздух ртом.

Она послушалась, но ей все равно потребовалось несколько минут, чтобы полностью восстановить контроль над дыханием.

– Простите меня, – извинилась Теодозия. – Просто я совсем забыла о газетах.

– Я заеду к леди Камминг-Гульд, как только закончу все здесь, – решительно заявил суперинтендант. – Уверен, что она захочет быть с вами в эти тяжелые минуты. Да и ей самой будет легче все это перенести, если она будет не одна.

Женщина взглянула на него, и в ее глазах промелькнула благодарность. Она не стала обсуждать его решение. Возможно, Теодозия испытывала облегчение от того, что кто-то принимал решения за нее, хоть как-то облегчая ту ношу, которую с этого момента она должна была нести одна.

– Спасибо вам, – согласилась она с благодарностью.