Покойник

Спасое. Ну, если бы ты еще сказал, например: «Потухло солнце». Хорошо, принимаю! То, что светит, должно когда-нибудь потухнуть. Принимаю! Или, например: «Староста такой-то или такой-то церкви проглотил колокольню». Ладно, и на это согласен! Есть старосты, которые глотают все церковные доходы, а когда у них разовьется аппетит, они, несомненно, будут способны и колокольню проглотить и все пять колоколов. Хорошо, и это приемлемо! Принимаю даже и то, что Дунай изменил течение и потек вспять! Принимаю и то, что правительство вдруг решило провести свободные выборы. Все чудеса на свете принимаю! Понимаешь, все чудеса на свете! Но чтобы ты видел человека, которого мы похоронили три года назад, вот уж этого я никак не могу принять! И спрашивается, зачем ты прибежал сообщить об этом госпоже? (Рине.) Могу себе представить, каково было вам услышать!

Анта. А можешь себе представить, каково было мне увидеть.

Спасое. Слышите, опять то же самое!

Анта. Верите, когда я его увидел, у меня ноги подкосились, шагу шагнуть не мог. И враз меня пот прошиб, а потом будто кто-то мне кусочек льда под рубашку сунул; мороз по спине прошел и дрожь охватила.

Спасое. Не понимаю, какого дьявола ты дрожишь, у тебя-то что за дело?!

Анта. Как что, а те десять тысяч динаров?

Спасое. Ты же на суде поклялся, что возвратил ему эту сумму.

Анта. Поклялся, не говорю, что не поклялся, но тогда его не было в живых, а теперь он жив.

Спасое. Так вот что тебя терзает?

Анта. То-то и оно!

Спасое. Подожди, пожалуйста, сейчас я тебе скажу. (Достает из кармана книжечку и перелистывает ее.) Это уголовный кодекс. Я сию книжечку всегда с собой ношу, чтобы иметь под рукой. Очень полезная книжечка, многому она может научить. Это, так сказать, напутствие в жизни. (Нашел нужную страницу.) А, вот: параграф сто сорок четыре – «Клятвопреступление». (Прочитав про себя.) Итак, год каторги и год лишения гражданских прав, возможно, и больше, но на год можешь твердо рассчитывать.

Анта. Кто?

Спасое. Да ты!

Анта. Почему же я?

Спасое. А за клятвопреступление!

Анта. Что это ты мне вдруг – каторга! И отвешиваешь ее, будто кило слив или лука. Каторга, как бы не так!

Спасое. И лишение гражданских прав.

Анта. Ну, это меня не особенно беспокоит, можно чудно прожить и без гражданских прав. Но каторга, сударь, это совсем другое! А меня вот возмущает, почему ты мне отвешиваешь?

Спасое. Впрочем, я должен был бы тебя обвинять, так как в действительности ты эти десять тысяч динаров у меня заел.

Анта. Вот те на!

Спасое. Да, у меня. Когда кредитор покончил с собой, образовали опеку, ты должен был этой опеке, а она досталась в наследство мне как ближайшему родственнику.

Анта. Ну, теперь я понимаю, почему ты так обрадовался, когда услышал, что Павле Марич жив! Кому же радоваться, как не тебе, ближайшему родственнику?…

Рина (нервничает, слушая их разговор). Ах, ради бога, говорите о чем угодно, только не об этом, самом важном для нас теперь.

Анта. Вот те на, он мне: «Каторга»! Так, между прочим, – каторга! Как будто другого занятия в жизни нет, кроме каторги. А почему бы господину Спасое не заглянуть немного поглубже в свое «напутствие в жизнь» и не отмерить и себе какой-нибудь там годик?

Спасое. Я ни у кого десять тысяч динаров не заедал.

Анта. Столько, конечно, нет! Это же для тебя мелочь. Будешь ты из-за такой мелочи пачкаться!? Но трехэтажный дом на Теразии, большой участок у железнодорожной станции и два магазина на улице короля Петра – это что-нибудь да значит!

Спасое. Что ты хочешь этим сказать?

Анта. Три клятвопреступления, семь ложных свидетельств, четыре адвоката и – наследство! Взгляни-ка ты в свое «напутствие» да посмотри, сколько там положено за такие дела?

Спасое (взбешен, бросается на него с кулаками, словно желая уничтожить, но, сдержавшись, подходит к нему). Чтоб это было в первый и последний раз!

XIV

Новакович, те же.

Новакович (входит взволнованный). Ах, боже мой, неужели это возможно!

Рина (спешит ему навстречу). Ты знаешь?

Новакович. Сейчас по дороге я встретился с господином Радичем, и он мне сказал, что видел его и разговаривал с ним. До того мне и в голову не могло прийти, зачем ты меня зовешь.

Анта. Я его тоже видел.

Новакович. Даже видел?

Анта. Вот так, как вас.

Спасое. Ведь это значит, господа, что человек и смерти не может верить? Даже смерть изолгалась! (Достает из кармана бумагу.) Вот, пожалуйста, это «Извещение о смерти» или нет?

Анта (заглядывает). А ты под ним подписался?

Спасое. Нет, только ты! Это «Извещение о смерти», спрашиваю я вас? Похоронили мы человека?…

Анта. Участок семнадцать, могила тридцать девять.