Покойный просил цветов не приносить

— Позавчера он отвез их к тебе. А через полчаса после того, как их тебе доставили, ты ушел к Лизе. Пока тебя не было, Пребен, я проник в твою квартиру. Я пробыл в ней всего пять минут, но мне этого хватило. Я решил, что в твоем доме побывал маньяк. Ты разрезал холсты на сотни кусочков и начал сжигать их в камине, но ты не успел покончить с ними, когда позвонила Лиза. И ты ушел, ведь ты считал, что опасность тебе больше не грозит. Но она тебе грозит, Пребен, я взял с собой доказательства. Я взял два обрезка холста, потому что ты не успел сжечь все. Я взял большой обрезок изображения собора. Но особенно мне повезло с Дега: я прихватил кусок холста, на котором стояла подпись — фальшивая подпись.

Часы показывали десять сорок пять.

— Оба куска у меня с собой в моем портфеле, — сказал я. — Сейчас я их принесу.

— Извини, Мартин, — вдруг вмешалась моя мать.

Все испуганно обернулись к ней. Я испугался сам, хотя и знал, что это произойдет.

— Время без четверти одиннадцать, — продолжала она. — Мне очень жаль, но я панически боюсь свечей. А ровно в одиннадцать электричество отключают. К сожалению, на сегодня разговор придется закончить.

— Но, мама. — начал я. — Это очень важно. Мы будем осторожны.

— Фру Бакке, — поддержал меня Карл Юрген, видно было, что он в отчаянии оттого, что разговор прервали, — я гарантирую, что все мы будем соблюдать осторожность. Вон там на столе стоят два больших подсвечника с семью рожками.

— Эти подсвечники декоративные, — холодно возразила мать. — Я уже сказала, мне очень жаль, но этот дом мой. В комнате у каждого из вас на ночном столике лежит карманный фонарик. — Она встала. Остальные были вынуждены последовать ее примеру.

— Мартин, будь добр, потуши за нами свет. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — пробормотали все. И стали расходиться. Но у Карла Юргена вид был такой, словно его сейчас хватит апоплексический удар.

— И вы идите спать, инспектор Халл. Завтра с раннего утра вы можете продолжить разговор.

Мгновение он смотрел на нее, потом вдруг повернулся и ушел. Я делал вид, что его не замечаю.

Под конец ушла и мать. Она оказалась еще более талантливой актрисой, чем я предполагал.

Я слышал, как все по очереди поднялись по большой лестнице, находящейся в холле перед музыкальной гостиной. Одна за другой открылись и закрылись двери комнат. Потом все стихло. Было без десяти одиннадцать.

Я не стал гасить свет, я просто сел на первый попавшийся стул. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Сердце колотилось так, что стук, казалось, разносился по всему дому.

Десять минут показались мне вечностью. Мне нужно добыть доказательство, и сейчас я его получу. Я вдруг понял, что могу поплатиться за это жизнью.

Как только эта мысль пришла мне в голову, я успокоился. Наверно, так бывает на войне, подумал я. И вообще когда настает решительная минута. Ожидая ее, ты боишься, но она приходит, и страх улетучивается. И эта минута настала. Свет погас. Ощущение в буквальном смысле было такое, словно тебе на голову надели черный мешок. Нигде не пробивалось ни лучика света. Дом погрузился в полную темноту. К тому же мы были в деревне — в ночной ноябрьской тьме за окном не брезжило ни единого огонька. Я встал и пошел к лестнице. Я знал, где она находится, и все же по пути наткнулся на стул.

Но вот я нащупал ногой первую ступеньку в кромешной тьме стал медленно подниматься. Здесь, наверху, на маленькой площадке, была дверь в небольшую прихожую, которая вела в мою комнату. Все знали, что я буду подниматься по этой лестнице.

Но я-то не знал, кто придет в мою комнату искать два куска холста или будет поджидать меня в темноте.

Я считал ступени. Я помнил, что их восемнадцать. И вот я дошел до площадки. Нашарил дверь, ухватился за ручку и потянул ее к себе. Мне надо было отступить на два шага, потому что дверь открывалась наружу в сторону лестницы.

Я был готов, я предчувствовал, что произойдет.

В ту самую секунду, когда дверь открылась в полной темноте, меня с силой отшвырнули назад к крутой бетонной лестнице. Но в потемках я двигался с вытянутыми руками и схватил того, кто меня толкнул.

Правая рука у меня оставалась свободной, и я успел ухватиться за перила. Удержаться с помощью одной руки мне не удалось, но мне удалось смягчить падение. И мы покатились по лестнице вдвоем. На меня пахнуло слабым ароматом духов. Мы катились по ступеням вниз, и я знал, что держу в руках убийцу.

12

Что спасло наши жизни, не знаю.

Но я был готов к тому, что произойдет, и это, очевидно, оказалось решающим. Если бы я стоял на площадке не подготовленный к встрече с убийцей и ни о чем не подозревая, я бы мешком свалился вниз. А теперь моя правая рука, на мгновение уцепившаяся за перила, самортизировала падение.