Покойный просил цветов не приносить

В открытую дверь библиотеки рядом с гостиной виднелись корешки кожаных переплетов — это были книги старика Хансена. Просто удивительно, насколько все осталось как было. Эта неожиданная встреча с детскими воспоминаниями взбодрила меня.

Я стоял и размышлял о том, как жаль, что все красивые старые дома превращены в посольства или в конторы промышленных фирм и пароходств.

— Правда, жаль… — обратился я к Эрику, который стоял со мной рядом. Но осекся. Вид у Эрика был совсем больной. В машине он жаловался на жару, хотя жарко не было. Тем более не было жарко здесь, за толстыми стенами дома. — Ты болен, Эрик?

Он не ответил. Только помотал головой. Глаза его были странно расширены и неподвижны.

В это время заговорил первый секретарь посольства. Все умолкли и стали слушать.

Первый секретарь прочел по бумажке какие-то официальные данные. Он говорил на плохом французском. Потом он отступил на два шага назад, и слово взял посол, говоривший по-английски. Посол воздал хвалу Эрику за его заслуги, за интерес, который он неизменно проявляет к сотрудничеству между Чили и Норвегией, сказал о том, какое значение имеют для Чили норвежские суда, и т. д. и т. п.

Поэтому ему, мол, очень приятно вручить судовладельцу Эрику Холм-Свенсену орден «За заслуги«.

Обернувшись к первому секретарю, посол взял у него орден на узкой шелковой ленте. Потом потянулся к Эрику, чтобы надеть ленту ему на шею.

Я обратил внимание на руки Эрика. Они тряслись.

И вдруг меня почему-то охватил жуткий страх.

Я слегка передвинулся, чтобы лучше видеть лицо Эрика. Оно изменилось до неузнаваемости. Эрик был смертельно бледен, по лбу струился пот, вокруг рта залегли глубокие складки. Посол напряженно моргал. Наконец ему удалось нацепить ленту на шею Эрику так, что орден сверкал теперь как раз на узле Эрикова галстука.

В громадной гостиной, где в детстве мы с Эриком танцевали вальс и влюбились во внучку судовладельца Хансена, стояла мертвая тишина. Тишина была такая, что ощущалась кожей. Меня пробрала дрожь.

Но тут посол приподнялся на цыпочки и по латиноамериканскому обычаю прижался щекой к щеке Эрика. Эрик покачнулся. Посол слегка отстранился, потом прижался другой щекой к левой щеке Эрика. На мгновение у меня мелькнуло дурацкое воспоминание, что во Франции генералы целуют награждаемых ими солдат.

Казалось, Эрик налег всем своим весом на правую щеку хрупкого темноволосого посла. Посол поднял обе руки и уперся ими в грудь Эрика, словно инстинктивно пытаясь удержать навалившуюся на него громадную тяжесть.

Потому что теперь было совершенно очевидно: Эрик, пошатываясь, прислонился к послу.

И вдруг он с грохотом рухнул на пол. У посла был такой вид, словно он увидел привидение, а чилийский президент непонимающим взглядом таращился на нас с портрета в серебряной раме на письменном столе.

Серая машина «скорой помощи» неслась по улицам с включенной сиреной. Я сидел в кабине, опять охваченный странным ощущением, что я в кошмарном сне.

Свет, проникавший сквозь матовые стекла, окрашивал крошечную кабину в странные молочные тона. Рядом со мной лежал Эрик.

Он лежал беспокойно, тяжело дыша, с мертвенно-бледным лицом. Он был без сознания. Я пытался следить за маршрутом «скорой помощи». Казалось, мы целую вечность добирались от Драмменсвайен до поликлиники «скорой помощи».

Единственное, чем я мог помочь Эрику, — это развязать галстук и расстегнуть на шее воротничок. Орден «За заслуги» упирался в расстегнутый воротничок, я снял его и сунул себе в карман.

В поликлинике мы пробыли недолго. Молодой дежурный врач приставил к сердцу Эрика стетоскоп, потом велел сделать ему укол.

— Что с ним? — спросил я.

— Не знаю. Я распорядился, чтобы его немедленно доставили в уллеволскую больницу, если он доедет.

Но Эрик не доехал. Сидя рядом с ним в освещенной молочным светом кабине «скорой помощи», я понял, что он мертв.

Я ждал Кристиана в коридоре третьего терапевтического отделения. Вынул сигарету, закурил.

— Здесь курить нельзя, — произнес ласковый голос. Передо мной стояла черноволосая сестра в белом.

— Почему нельзя?

— Это больница, — дружелюбно пояснила она.

— Да-да, конечно. Я жду Кристиана… доктора Бакке, — поправился я. — Это мой брат, другая сестра обещала ему позвонить…

— Я знаю.

— Доктор Бакке мой брат… а я…

— Понимаю, — все так же дружелюбно сказала она. — Может быть, вы пройдете в кабинет заведующего отделением и там подождете? Там вы сможете курить.

Она провела меня в кабинет Кристиана. Я сел возле его письменного стола. Сестра пододвинула мне пепельницу.

— Доктор Бакке обязательно скоро придет, — сказала она и ушла.

Я курил и ждал. И ни о чем не думал.

Вдруг в дверях появился Кристиан.

Сняв пиджак, он надел белый халат, висевший возле умывальника.

— Сейчас вернусь, — сказал он. — Посиди здесь пока, я только осмотрю Эрика.

Я не ответил. Я ни о чем не думал.

Я докурил сигарету, закурил другую, а вскоре вернулся Кристиан.

— Он умер, — сказал Кристиан. И сел.

— Знаю. Он умер в машине, когда мы ехали из поликлиники «скорой помощи», — я был рядом с ним.

Кристиан хотел что-то сказать. Может быть, о чем-то спросить.