Со всеми женщинами в нашем «Шанхае», мать держалась немного высокомерно, кроме двух, мужья которых до войны служили здесь же с отцом и все трое погибли на фронте, остальные же жители, как и жители подсобного хозяйства, были чужие, беженцы. Одни появились сразу же после отступления немца от Москвы, другие после окончания войны. Кто они, откуда? Никто и не спрашивал. С ними мать как-то не поддерживал дружбы, а те, у кого были мужья, те липли к матери. А бабушку любили и все ей жаловались:
– Гордячка у тебя дочь Климовна, мужиков меняет без счета.
– На что бабушка строго пресекала подобные разговоры, за словом в карман не лезла:
– А Вы держите своих мужиков, если можете. А лучше Тани моей, что дочери, что матери для своего ребенка не сыскать во всей Москве, Вам бы только языками молоть, стыдно это и грех.
Строгая бабушка была, и ее побаивались соседки, она как бы общая бабушка была во время войны, за всеми нами малышами приглядывала. Матери, уходя на работу, знали, что Климовна, если что приглядит за ребенком, и покормит, что у самой найдется, потому ее и уважали, за справедливый нрав.
Появилась в нашем «Шанхае» семья Левиных: муж, жена и дочь, нашему Мите ровесница, на год моложе меня, поэтому мы играли вместе. Откуда они приехали не знаю, поселились в разбомбленном доме, одна половина обрушилась, а в другой жить можно по тем временам. Почему не взяли мужчину в ополчение в 41 году не известно, было ему 40 лет, деловой. Назначили его комендантом нашего городка. Ходил все в военной форме, без погон.
Отремонтировал он две комнаты, по тому времени, шикарно. Натаскал разной мебели из бывших кабинетов, хозяин-барин. Зажили не бедно, дочку звали Лида. Вообще детей у них было шестеро, Лида младшая, остальные все взрослые и все военные, воюют, служат
Две старшие дочери тоже замужем за военными. Иногда дети наезжали в гости, чем этот наш комендант очень гордился.
Мы эту Лиду не любили. Во-первых, она была одета всегда с иголочки, у нее есть отец, живут богато, а мы все «безотцовщина», нищета. Во-вторых, она младше нас, с ней не интересно, да к тому, же еще и ябеда. Мы ее гнали, а она жаловаться матери, отцу. Ее мать шла к нашим матерям защищать дочь:
– Что же Таня твоя Маша мою Лидочку обижает и всех против нее настраивает. Ты уж поучи ее.
Естественно, нам приходилось принимать ее в наши игры, против нашей воли. Ее мать очень следила за своей Лидой. Куда и с кем пошла? Мы же народ был самостоятельный, гуляли, где хотели, хозяева своего царства, Лида и просит нас:
– Маша, ты зайди за мной, а то мать меня не пустит одну кататься на лыжах.
– Ладно, зайду.
Собралась, лыжи в охапку и на горку. Надо же зайти за Лидкой, ведь обещала, хотя и не хочется. Все ребята уже на горке ждут.
– Да ну ее Маша, пошли, придет сама, вечно нам ее навяжут, пойдем, – кричат ожидавшие меня друзья.
– Я быстро, подождите!
Захожу к Лиде на терраску, а дверь в дом приоткрыто и слышно, как ее мать разговаривает с Лидой.
– Не пойдешь, нечего там делать на этой горке, еще ногу сломаешь, катайся около дома.
– Да, около дома, там, на горке все ребята. Сейчас за мной Маша зайдет, она обещала, ну можно я пойду мама?
– А от этой Маши Обрезчихиной вообще держись подальше, нашла с кого пример брать, одни оборванцы и безотцовщина. Такая же будет «шлюха», как и ее мать. Будет кабелей табун водить, как ее мать, только замуж никто не берет. У тебя есть с кого брать пример; мать, сестры…
Лидка ревет, а я, как гвоздями прибита к полу, тронуться с места не могу, ни в дом войти, ни выйти наружу:
– За что же меня так? Ребенку, которому нет и 8 лет, что я плохого сделала в своей маленькой жизни, что? И в чем вина моя, что мой отец погиб, а у Лидки не воевал? В чем вина моей матери?
Опомнившись, я молча ушла, не зайдя в дом, к ребятам. И я много лет помнила слово, в слово, сказанное этой теткой тогда в мои 8 лет и дала себе клятву. Что я буду самой хорошей, самой примерной, чтобы никто не посмел обо мне сказать так гадко. А к Лидке я несколько лет не заходила в дом, хотя во дворе и играли вместе.
Я сдержала свою клятву, из всех подросших девочек, я была самая примерная и их матери всегда ставили меня им в пример, в том числе и Лидкина мать. Все очень рано начали гулять с парнями. Ходить на танцы в солдатский клуб, и самая «ходовик», как ее называла моя бабушка, была Лида Левина. Я никогда не водила компании с этой публикой, иногда мы ходили на танцы для семей военнослужащих, уже учась в 10 классе, но ходили туда со сверстниками, с которыми вместе учились. И на эти вечера, как правило, всегда приходила моя бабушка со своими подружками, и наблюдали за нами молодежью, а потом, придя домой, подробно всех разбирали; кто как одет, кто с кем танцевал, это было для старушек развлечение.
И уже мать Лиды, когда та собиралась на очередную «гулянку» спрашивала:
– С кем идешь?
– С Машей!