Поколение 40-х

Да людей и понять было можно, жители, в основном вдовы с детьми. Ведь только-только этот Фриц стрелял на фронте в моего, другого третьего отца, мужа, брата, сына, а может и в отца этой маленькой робкой Вали, а Даша взяла его в сожители к себе в дом. Трудно! Да, очень! Но ведь другим тоже нелегко. А тем, у которых осталось по двое – четверо детишек им как?

Это конечно был вызов всем вдовам и сиротам. Оскорбление памяти погибших на фронте. Тетя Даша была в поселке изгой. И ее дочь Валя невольно тоже стала изгой. Она играла только около своего дома одна. Мы ее просто не замечали.

Родилась у тети Даши дочь от этого немца, назвали ее Эммой. Но ее все почему-то звали Миля. Так они и жили, изолированные от людей года.

Неожиданно вернулся муж тетя Даши дядя Ваня. Он был все это время в плену в Германии.

Вернулся он инвалид, об одной ноге, другая была деревяшка.

Это был добрейшей души человек. Все поселение замерло, что-то будет теперь??

А ничего не было. Дядя Ваня простил свою жену. Немца выпроводил восвояси, никакого скандала не было. А, наоборот, перед всеми стал защищать свою Дашу:

– Ну что тут худого? Она ведь считала меня погибшим. Она робкая, тихая, ей одной никак не выжить. Молодая. А мужиков нет, кому она нужна? А что немец, военнопленный, ведь тоже человек, солдат, не по своей воле пошел к нам воевать, что же его тоже винить. Я сам был 4 года в плену и к нам по разному относились местные немцы, одни ругали, другие жалели. Что ж оно и понятно. Даша не виновата, всему виной воина. Спасибо, дочь сохранила, да сама выжила, за что же ее ругать. А что ребеночек родился, это ничего он-то здесь вообще ни причем.

И дядя Ваня удочерил Милю, никогда ни словом, ни делом не попрекнул в измене жену. Сколько его помню все он чоботарил; шил, подшивал обувь, он и в плену этим занимался. А тетя Даша, понятая и одобренная мужем, расправила плечи, стала смелее смотреть людям в глаза, все с удивление увидели в ней совсем еще молодую женщину.

Постепенно боль и горечь утраты погибших у людей утихла, и острота ненависти и возмущения поведением ее тоже стала забываться. Они мирно жили с мужем, растили двух дочерей. Валя, закончив школу кончила курсы машинописи и работала машинисткой в соседней воинской части, там и замуж вышла за прапорщика, получили там квартиру, растит двух детишек.

А Миля (Эмма), белобрысая, копия Фрица, заканчивала школу, познакомилась с солдатом, который служил в прожекторной срочную службу, парень был с Прибалтики и они с Милей были очень похожи.

Тетя Даша была против этой дружбы, отец же, наоборот, защищал их. Миля забеременела, скандал, девочка, еще в школе учится и вдруг такое? Мать настаивает на аборте, а Миля ни в какую, буду рожать. А тут еще парень демобилизовался и уехал в свою Прибалтику. Переполох, брошенная девочка вот-вот должна родить.

И неожиданная новость, приехал отслуживший парень со своими родителями за Милей. Он очень ее любит. Справили свадьбу и Миля уехала с мужем к нему в Прибалтику. Живут они в своем небольшом хуторе под Юрмалой, свое фермерское хозяйство. Спустя некоторое время умер дядя Ваня, война, плен – здоровья не прибавляет. Тетя Даша осталась одна. И я узнаю, что приезжала Эмма со своими сыновьями и забрала мать к себе в Прибалтику. А старшая, Валя и теперь живет в Кубинке, у нее отличная семья. Вот такая судьба семьи.

Неожиданно заболели в хозяйстве лошади какой-то заразной болезнью и стали дохнуть и было решение анулировать все поголовье. Лошадей забили, свезли в лес, залив хлоркой закопали, чтобы звери не растаскали. Правда закопали не слишком глубоко, была зима.

В ту пору было очень много по лесам волков и нередко они стаями выходили прямо к домам. Люди, изголодавшиеся, столько лет не видевшие мяса, стали пробираться к этим ямам, откапывать забитых лошадей и уносить лошадиное мясо домой.

Вымачивали его в марганцовке, отваривали в нескольких водах и ели.

Михаил с матерью тоже ходили за этим мясом. Помню первый раз, принесли; мать отварила и дала собаке, та ничего съела и просит еще. Потом стали и мы понемногу сами есть. Естественно принесли и бабушке, она тоже готовила его и давала детям, только сама в рот не брала. И. не потому что это мясо было заразно, а потому что бабушка считала, то грех великий есть лошадиное мясо, лошадь, как и человек, создана для работы, а не для питания.

Я живу то у матери, то у бабушки. Отчим сильно выпивал, особенно в день получки и аванса. Пьяный буянил и лез драться к матери, бабушка возмущалась, переживая за меня.

– Живи сама со своим алкоголиком как хочешь, а ребенка, зачем калечить? Что девочка у Вас видит? Мат, перемат, да драки?

Забираю Маню к себе, не дам сироту обижать! Мать ругаясь, не отпускает меня.

– Ничего с ней не станет, большая уже, должна понимать, пусть дома мне помогает; огород, скотина, мы целый день на работе, подумаешь, выпьет Миша иногда, все пьют.