Поколение Х

Я только-только въехал с севера в долину Солтон-Си через Бокс-каньон. В распрекрасном настроении я пересек границу края около плантаций цитрусовых возле небольшого городка под названием Мекка. С придорожного дерева я сорвал теплый апельсин размером с голову младенца, и в этот момент меня засек фермер, выехавший на тракторе из-за угла; он лишь улыбнулся, сунул руку в мешок за спиной и кинул мне еще один апельсин. Доброта фермера показалось мне глобальной. Сев в машину, я закрыл окна, чтобы не выпустить запах очищенного апельсина. Я заляпал руль клейким соком и ехал, вытирая руки о штаны. Поднявшись на гору, я неожиданно впервые в тот день увидел горизонт – над Солтон-Си, – а на горизонте картину, от которой моя нога непроизвольно нажала на тормоз, а сердце едва не выпрыгнуло изо рта.

Я увидел оживший рассказ Дега: ядерный гриб до самого неба далеко-далеко на горизонте – злющий и плотный, со шляпкой в форме наковальни, размером со средневековое королевство и темный, как спальня ночью.

Апельсин упал мне под ноги. Я притормозил у обочины под пронзительную серенаду едва не протаранившего меня сзади ржавого «Эль Камино», набитого рабочими-эмигрантами. Но – никаких сомнений; да, на горизонте был гриб. Это не было игрой воображения. Именно таким он представлялся мне с пяти лет: бесстыдным, похожим на выхлоп, всепожирающим.

Меня охватил ужас; кровь прилила к ушам; я ждал сирен; включил радио. Биопсия дала положительный результат. Мог ли этот апокалипсис произойти после полуденного выпуска новостей? Удивительно, но на радиоволнах все было спокойно, лишь попса да с трудом различимые мексиканские радиостанции. Неужели я спятил? Почему все так спокойны? Навстречу мне проехали несколько машин; никакой спешки. Делать было нечего; охваченный противоестественным любопытством, я двинулся дальше.

Гриб был таким огромным, что, казалось, бросал вызов перспективе. Я понял это, подъезжая к Броули, небольшому городку в пятнадцати километрах от границы края. Каждый раз, когда я думал, что приближаюсь к эпицентру, оказывалось, что гриб все еще далеко. Наконец я подъехал так близко, что его резиново-черная ножка закрыла ветровое стекло. Даже горы не кажутся такими огромными, а между тем, несмотря на свою гордыню, они не способны заполонить все пространство. А ведь Дег уверял, что эти грибы – совсем маленькие.

Наконец, круто повернув вправо на разветвлении 86-го хайвея, я увидел основание гриба. И сердце мое радостно подпрыгнуло: мне стала очевидна тривиальность и безобидность его природы: фермеры сжигали остатки соломы на полях. Черное чудовище, устремленное в стратосферу, было рождено хрупкими оранжевыми язычками пламени, пробегающими по стерне. Все это до смешного не соответствовало эффекту – облако дыма было видно на расстоянии пятисот миль; бьюсь об заклад – даже из космоса.

Событие это стало также своего рода аттракционом для зевак. Проезжая мимо горящих полей, машины снижали скорость, а многие, как и я, останавливались. Помимо дыма и пламени, огонь оставлял обуглившееся тело предоставленной всем ветрам земли.

Земля превратилась в нечто матово-черное; она выглядела так, будто действие происходило на другой планете. Эта засасывающая чернота не выпускала ни единого фотона; пепел и сажа не считались с трехмерностью пространства и висели перед глазами зрителей, как лист бумаги.

Чернота была столь глубокой, интенсивной, безупречной, что в машинах переставали бузить уставшие от долгой дороги капризничавшие дети, а коммивояжеры, вытянув ноги в своих бежевых седанах, поедали гамбургеры, разогретые в микроволновках.

Вокруг теснились «Ниссаны», «Эф‑250», «Дайхатсу» и школьные автобусы. Большинство водителей сидели, скрестив на груди руки; откинувшись в креслах, они молча созерцали диво – жаркую шелковую черную простыню, чудо античистоты. Это было успокаивающее, объединяющее занятие – вроде наблюдения издалека за торнадо. Мы улыбались друг другу.

Потом я услышал звук работающего рядом двигателя. Подъехал фургон – красно-полосатая, как леденец, суперсовременная модель с тонированными стеклами – и оттуда, к моему удивлению, высыпало около дюжины умственно отсталых подростков, мальчиков и девочек, веселых, общительных и шумных, размахивающих руками и радостно кричащих мне: «Привет!»

Шофером был сердитый человек лет сорока, с рыжей бородой и, похоже, с опытом чичероне. Он управлял своими подопечными ласково, но твердо; совсем как мать-гусыня, которая одновременно и нежно, и крепко берет своих гусят за шкирку и задает им нужное направление движения.

Шофер занял командный пост у деревянной изгороди, отделяющей поле от дороги. Удивительно, но через несколько минут говорливые подростки затихли.

Я очень быстро понял, что же заставило их замолчать. С запада летела белая, как кокаин, цапля, птица, которую я никогда не видел живьем; ее плотоядные инстинкты пробудились восхитительными дарами пожара – многочисленными вкусными мелкими тварями, которых выгнал на поверхность огонь.