Взглянув на карточку, высокий военный направлял будущих ополченцев в первую или вторую очередь. Данилов совсем не удивился и не обиделся, когда оказался в первой, где были все больше молодые и зеленые, нигде, как и он, не служившие. Ему еще многому надо было учиться. До этого он на практике постигал науку выживания, а искусство войны – это нечто другое. Здесь он будет действовать не в одиночку и иметь другие задачи кроме собственного выживания.
В первый же день их привели на стрельбище. Инструкторы – их было трое, всем лет по сорок – объясняли им правила поведения. «Чтоб вы раньше времени друг друга не угробили».
А дальше им показали, как стреляют бойцы из дружины Колесникова. Александр сначала даже не понял, куда они палят. И только потом, приглядевшись, увидел на другом конце ровного, как стол, поля ростовые мишени. Им давали взглянуть на них в бинокль.
Данилову вначале пришлось поддерживать свою челюсть, чтоб не выпала от изумления. Во время скитаний ему случалось попадать в цель из пистолета с десяти метров и из ружья с двадцати. И он считал это неплохим результатом. То, что люди поражают цель из неудобного, как коряга, автомата на таком расстоянии, казалось волшебством.
Стоял жуткий грохот, к которому еще надо было привыкнуть. С замиранием сердца и заложенными к такой-то матери ушами, салаги смотрели, как стреляют профессионалы. Наушники им не выдали, когда кто-то заикнулся об этом, посмеялись. Старожилы немного напускали на себя, выпендривались. Отходя от огневого рубежа, смотрели на новеньких покровительственно: мол, учитесь, и, может быть, сможете так же.
Данилову оставалось только радоваться, что уже на третьей неделе жизни в городе его обеспечили контактными линзами. Тогда он понял, что такое по-настоящему общедоступное медобслуживание. Он и не просил, а ему по результатам обследования выдали хорошие линзы, и теперь мог соперничать в остроте зрения с другими. За линзами последнего поколения ухаживать было очень просто, они не создавали эффекта инородного тела в глазу и держались как вторая радужная оболочка.
А рядовой в очках – нонсенс. В России до войны вообще была смешная ситуация: каждый второй близорук или дальнозорок, но мужчин на улицах в очках не сыщешь. И не из-за контактных линз. Просто каждый хочет выглядеть мачо, а мачо книжек не читают.
И все равно Александр не представлял, как в эти силуэты можно попасть, хотя бы зацепив край. Демонстрация закончилась. Было еще два занятия в классе, где их учили обращаться с тремя самыми распространенными автоматами российской (и советской) армии. И только после этого вновь привели на стрельбище. Новичков ожидал совсем другой рубеж, где стояли самодельные мишени из досок, с нанесенными краской кругами. В противоположной стороне, там, куда должны были лететь пули, были только бескрайние просторы Кузнецкого Алатау. Тут уже им дали настоящее оружие с настоящими патронами.
В первый раз, стреляя по цели, он чувствовал легкий мандраж: не хотелось сесть в лужу. Тем более другие на его глазах попадали. Хорошо еще руки его были теперь достаточно сильными, чтоб передернуть затвор, почти не напрягаясь. Для прицеливания он зажмурил левый глаз, правым смотря через прорезь прицела на мушку так, чтобы мушка пришлась посредине прорези, а вершина ее стала наравне с верхними краями гривки прицельной планки. Взяв «ровную мушку», Данилов нажал на спусковой крючок. Немного более отрывисто, чем говорили.
– Мать твою за ногу. Мимо, – сказал он тогда со злостью на себя.
Руки чуть подрагивали – нормальный тремор после перенапряжения мышц. Не позволяя себе пасть духом, Александр, как и требовалось, сделал десять одиночных выстрелов. «Пятеры» – патронов калибра 5.45 – в городе было навалом, но расходовать все равно приходилось, зная меру. Отпускали им по сто патронов на человека в день.
Стрельбище огласилось грохотом, все остальные тоже стреляли. Одни мазали, другие попадали в «молоко», но дыры в мишенях уже казались им достижением. Летели щепки, падали деревянные истуканы. Александр вспомнил, как радовался, когда в первый раз после четырех промахов попал в цель. И как потом это превратилось в рутину.
Кроме стрельбища они продолжали заниматься физической подготовкой, ничуть не сбавляя темп. Упражнения все больше приближались к жизни.
Если месяцы в пути закалили Александра, то курс молодого бойца придал его физической форме огранку. Сносная кормежка в добавление к равномерным нагрузкам способствовала росту мышц. Он потяжелел на три килограмма. Внешне это было не очень заметно, потому что мускулатура равномерно распределилась по скелету, но теперь Данилов мог долго нести на плечах столько, сколько еще недавно весил сам. Уже в первые дни сборов он понял, насколько немощен был, начиная свой переход от Новосибирска до Прокопьевска. Сейчас он мог пройти вдвое больше с удвоенной поклажей. И все-таки он выжил тогда. А значит, какой бы немощной ни была плоть, дух важнее.