Поколение пепла

Перед началом обговорили все и вся. Они согласились соблюдать каждую деталь ритуала. Почти полчаса, пока священник читал молитвы, свидетели держали над головами тяжелые венцы, похожие на короны. Потом они стояли на коленях на куске ткани, произносили слова, связывающие их обещанием всю жизнь разделить на двоих.

После окончания ритуала они вернулись домой.

Засыпая, Настя нашла его руку под одеялом и покрепче сжала, словно боясь, что утром он исчезнет.

На следующий день рано утром парень с красной повязкой, курьер из комендатуры, принес конверт. Насте он сразу не понравился, хотя ничего отвратительного в его внешности не было. Просто такое значительное выражение лица бывает у тех, кто думает, что делает исторически важное дело. А ничего хорошего от исторических дел ждать не стоит.

Настя только услышала фразу «сборный пункт», как ей стало нехорошо.

– Но как же так? То ты же только приехал! Недели не прошло.

Антон не мог сказать ничего утешительного. С ее интуицией Настя должна была понять, что это не обычный поход.

И она поняла… Как только вестник от Колесникова был выпровожен за дверь, единственная слезинка выкатилась из Настиного левого глаза и оставила на щеке блестящий след.

Закрыв дверь, Антон рухнул в кресло. В другое время налил бы себе стакан водки или закурил. Но сейчас нельзя, поэтому он вынужден был бороться со стрессом, используя внутренние резервы организма.

– Любимая, не волнуйся.

Даже в мыслях он не называл ее женой, хотя ей это нравилось. Но в самом слове «жена» было что-то настолько приземленное, что он никак не мог употреблять его по отношению к ней. Вечная картина. «На позицию девушка провожала бойца». Пока существуют люди, никуда им от этого не уйти.

Они стояли обнявшись.

– Отправляйся с ними, как только скажут, – Караваев указал за окно на уже начинавшую выстраиваться очередь женщин и детей, явно собранных для подготовки к эвакуации. – Там, по крайней мере, будет безопасно.

– Но ты ведь вернешься? – Настя вздрогнула, и непонятно, сквозняк ли был причиной. – Совсем скоро? Это же не может занять много времени.

Ну что он мог ответить ей на этот вечный женский вопрос.

«Постараюсь»? Не катит. «Непременно»? Слишком фальшиво. Он и сам не был уверен, так как не знал деталей.

– Если они доберутся до меня… у меня есть вот это, – она показала ему шило.

Антон взвесил его на ладони. Потрогал пальцем. Острое.

– Ты что, собираешься отбиваться этим? – с тревогой спросил он. – Ты не перегрелась?

– По крайней мере, они не возьмут меня живой.

– Да кто «они»? Откуда тебе знать, родная? Ты меня пугаешь. Лучше выбрось эту фигню. Я смогу тебя защитить.

– Пока ты рядом. Но если тебя не будет здесь, когда они придут?

– Куда я денусь…

Она не ответила. В ее глазах, снова ставших огромными, был древний страх слабой женщины. Караваеву было ее бесконечно жаль, хотя в глубине души этот страх льстил ему, показывал, насколько он нужен.

– А что мне делать, если ты не вернешься?.. – тихо, почти шепотом проговорила она. – Совсем не вернешься?

В глазах ее было столько отчаяния, что сердце у него екнуло. На секунду он почувствовал злость на весь мир. Антон помедлил с ответом.

– Я знаю, что я сделаю, – сказала Анастасия, не дожидаясь, и достала из кармана еще один предмет. Бритвенное лезвие «Gillette». – Сначала хотя бы одного урода, потом себя…

Да сколько же у нее было при себе колюще-режущего? Достать такие станки теперь можно было только в городах, и, несмотря на внушительные запасы, их берегли. Они, как и все невосполнимые вещи ежедневного пользования, быстро тратились. Можно было, конечно, пользоваться опасной бритвой, а мыться хозяйственным мылом. Но уж шампуня для ослабленных или умеренно жирных волос точно никто не произведет. И прочие жизненно важные вещи, которые он для нее часто находил.

Антон похолодел, но не подал вида.

– Оставь это мне для бритья.

Он чувствовал, что она не умеет шутить такими вещами, и все равно был на нее не в обиде. Дай бог любому сохранить хоть половину от ее уравновешенности, пройдя через то, что испытала она.

«Черт бы побрал вас всех с вашими войнами. Сукины дети».

Вместо этого он обнял ее и привлек к себе. И держал до тех пор, пока снова пришедший за ним посыльный не стал проявлять нетерпения и покашливать, намекая, что пора, что ему влетит, если он не приведет его вовремя. Как будто Антон, да и любой из них, мог дезертировать.

Не найдя больше никаких слов, годных для утешения, Антон поцеловал жену в последний раз и вышел за порог.

Глава 4. Dies irae [15]

Во время ночных стоянок они в основном спали как убитые. Разговоры стихали мгновенно, а слоняться по лагерю хоть и не запрещалось, но не приветствовалось.

«Отлил, погадил – лег на место», – говорил Ключарев. Да и все они так уставали во время перехода, что на посторонние дела не было сил.

Лежа под звездным небом в спальном мешке, Данилов заметил слабое свечение там, где развалился под деревом рядом со своим рюкзаком Фомин.