Враг превосходил их количественно. Да и качественно тоже. И никакой боевой дух и правое дело, сколько бы ни говорил Толстой, против этой реальности не помогали.
Если бы было иначе, они бы гнали этих гадов до самого их Заринска. А так все, что они могли сделать – это продать свои жизни подороже. Наверно, они проиграли, когда превратились из неуловимых партизан в солдат, обороняющих плацдарм. А солдатами они не были. Иначе бы не было суицидальной истерики, как у Аракина, или его собственных самокопаний, когда думаешь о том, что люди на чужой стороне ни в чем не виноваты, что их насильно пригнали сюда, дали в руки оружие и сказали: вот ваши враги. Солдат не должен так думать. Так может думать только какой-нибудь гнилой пацифист.
Его позиция выходила на восточный край заводской территории. Через прицел винтовки СВД Александр смотрел на ближайшие к заводу переулки. С этой стороны, как и с любой другой, кроме той, которая выходила к югу, можно было ожидать нападения.
Им тоже хотелось жить, и они никогда не шли в самоубийственные атаки на пулеметы. Надо было отдать должное этому Бесфамильному – этот командир берег своих людей. Неподготовленных атак не было.
«К утру вы все будете трупами, выродки, – пообещал им вражеский военачальник в прошлый понедельник. – Это вам не колхозников резать. Ройте себе могилы. Это я вам как офицер говорю».
И все. Ни мата, ни изощренных угроз.
Прошла неделя, а они еще были живы. Город был хорошо подготовлен к обороне. Подземные катакомбы им тоже здорово помогли. Но рано или поздно превосходство по всем статьям и грамотная тактика должны были принести алтайцам успех.
Данилов думал о том, сколько им осталось, когда сигнал, которого они ждали, нарушил тишину.
– Внимание всем! – внезапно услышали они голос Богданова из забранного железной решеткой радиоприемника над дверью помещения. Удивительно, но внутренний радиоузел завода еще работал.
А дальше их командир сказал такое, что они сначала не поверили, но его приказ выполнили в точности.
Ровно через десять минут им, вжавшимся в грязный бетонный пол, тяжело ударил по ушам близкий взрыв, сопровождавшийся звоном бьющегося стекла… где-то оно еще осталось. Здание содрогнулось. Страшный гул снаружи напоминал рев разъяренного дракона.
– Что это было, машу вать?… – от шока перепутал слоги колхозник Тимофей.
Не сразу, но Данилов понял, что ни «чемодан» – осколочно-фугасный снаряд, которыми их осыпали и танки, и артиллерия Беса, ни ракеты систем залпового огня взрыва такой силы произвести не могли.
И уж точно не было бы такой ослепляющей вспышки. Хорошо еще, что им велено было зажмуриться. Страшное дежа вю заставило людей, переживших ядерные удары, дрожать.
Приподнявшись на полу, сквозь падающую с потолка пыль они видели в узких окнах зарево над центром города. Это и был сигнал. Но не к выбрасыванию белого флага.
С шипением и треском проснулся радиоприемник.
– Командирам отделений, приготовиться к атаке! – в голосе Богданова звенели сталь и титан. – Быстро двигаемся к центру. Поражаем все цели по пути.
– Эх, надеюсь, нам найдется место в эпосе, который напишут о деяниях святого князя Владимира, – выразил общую мысль Фомин, пока они расхватывали автоматы.
И вот они вышли из бетонных корпусов завода, на ходу разворачиваясь в знакомые им боевые порядки, в пахнущее гарью, пеплом и сгоревшей плотью утро. Оно было холодное и по-осеннему промозглое. Над выжженным пепелищем города, принесшего себя в жертву, сгустился туман.
Шок. По-другому не назвать то, что они почувствовали. Взрыв, который все без рассуждений посчитали ядерным – он и вправду был на него похож – сравнял с землей половину Подгорного.
В центре города ни одно здание больше не заслоняло обзор. Там, в радиусе примерно трехсот метров от места закладки фугаса сгорело все живое и неживое, все кроме камня и бетона.
От поверхности поднимался пар и дым. Повсюду горели огни пожаров и пожарчиков.
В северной части города, куда они вступали – в частном секторе – взрывная волна била стекла, рвала барабанные перепонки, сбивала с ног. Этого было недостаточно, чтоб убить, но достаточно, чтобы вывести из строя на десять-пятнадцать минут. Но именно этих минут хватило.
Практически в молчании, обмениваясь лишь редкими знаками, бойцы с завода – тридцать отделений – бегом в полный рост пролетали двор за двором, улицу за улицей и крошили в капусту все живое, только успевая менять магазины. Копеечные рации с крохотным радиусом действия по-прежнему были при них, обеспечивая постоянный радиообмен, который, впрочем, был очень скупым.
Своих тут не было. Свои знали о том, что придет огонь. На улицах в тот момент находились только сибагропромовцы, которые могли ожидать огня снайперов, но не ожидали взрыва боеприпаса такой мощности у них под боком.