Поколение пепла

Мечась в бессильной злобе, уголовники заскакивали во дворы, ломились в дома, собираясь резать жителей как кур, но горожане, уже разбуженные и оповещенные, встречали их дробью и картечью.

В этот день оправдало себя и то, что придя в Подгорный, поселенцы не стали убирать двойные железные двери, срезать решетки на окнах, ломать высокие кирпичные заборы. Коммуна коммуной, но каждый чувствовал себя в большей безопасности, имея не только общую стену, но и свои меры защиты.

К половине второго ночи привели первых пленных, перепачканных грязью и кровью. Почему-то Богданов не удивился, что лица больше чем половины ему знакомы.

Изменники клали оружие. Пришельцы извне отбивались до последнего. Один на глазах у ополченцев перерезал себе горло бритвой, лишь бы не попасть в плен, другой подорвал себя гранатой. Подорвал неудачно, лишившись кистей рук. Неизвестно, чем он был обколот, но сознания от болевого шока он не потерял, а продолжал зло таращиться и цедить ругательства. Из милости его добили пулей в голову.

Странные все-таки это были люди… Если бы не их зверства, Богданов почувствовал бы к ним что-то вроде уважения. В смелости им не откажешь. Огонь вели бестолково, но в рукопашную дрались отчаянно – после нескольких стычек в темных дворах, когда пытались взять «языков», было решено по возможности уничтожать их с расстояния.

– Возьми на заметку, – сказал он подошедшему Масленникову. – Некоторые дома стоит снести, а жителей переселить.

– Что с пленными делать? – спросил его Масленников.

Их уже укладывали лицом вниз со связанными руками.

– Беречь. Будет суд. Страшный суд.

Где-то здесь крутился журналист Михневич. Еще минуту назад он был с винтовкой, но уже по поручению Богданова снимал репортаж. Владимир усмехнулся, слыша, как тот требует от пленных повыше поднять руки. Те и так стояли с задранными кверху лапами, как фрицы Паулюса под Сталинградом.

В первых рядах добровольцев-защитников города он заметил и отца Сергия. Священник был не в камуфляже, а в своем профессиональном облачении. Он был хмур, винтовку держал стволом вниз.

Оказалось, чувствительные до веры уголовники, вломившиеся к нему во время молитвы, просили его по-хорошему, обещали запереть, связать и в живых оставить. Им хотелось использовать колокольню храма, который батюшка отреставрировал и восстановил своими руками, в качестве огневой точки.

Пришлось священнику очистить помещение храма от посторонних с помощью двуствольного ружья. Богданову было его жалко. Даже в таких подонках он должен был видеть божью искру, хотя идти наперекор вере ему не пришлось. Это же не буддистский лама. Свой очаг и Родину полагается защищать и по канонам православия.

Демьянов строго придерживался нейтральной политики – никакого содействия церковь не получала, но и палок в колеса ей не ставилось. В Подгорном религия не пользовалась большим влиянием, но свою нишу занимала. Прихожанками были в основном пожилые женщины, но и сам Владимир иногда посещал богослужения, и Машу с собой постоянно пытался притащить. Та со своим цинизмом только посмеивалась. Выполнял пастырскую работу отец Сергий ревностно, на совесть, да и человеком был стоящим и умным, знал четыре языка, занимался спортом, мир повидал, и, как оказалось, за себя постоять мог.

«Все бы они были такие, – говорил про него майор. – Глядишь, и не докатилась бы страна до…»

* * *

Уже пять минут Богданов отбивался от Антона Караваева. Тот требовал разрешения взять с собой двух бойцов и наведаться домой, проверить, все ли в порядке с его любимой женушкой. Или отправиться туда одному. Или взять все ополчение с собой, если можно. Или хотя бы половину.

Глядя, что чувства делают с человеком, Богданов его даже пожалел. Сам он сохранял холодную голову. Он почему-то был уверен, что с Машей ничего не случилось. Хотя на сборный пункт она так и не пришла.

Там, в районе поликлиники, уже не стреляли. Но на то могли быть разные причины. Либо туда враги не дотянулись – все-таки это был самый центр Подгорного, далеко от стены. Либо дотянулись… но оказать сопротивление бандитам было некому. Жителей в том районе было мало, и на ночь улицы пустели. Даже пациентов в больнице, и тех не было.

– Брат, все под контролем, – успокоил Антона Богданов. – Занимайся своим делом. Она в безопасности, мы их улицу уже вывели.

То ли намеренно соврал, то ли от суматохи мысли путались. Штабная машина в который раз меняла свое местоположение, неслась по улицам. Иногда по броне стучали пули, несколько раз им самим приходилось открывать огонь.

Как раз на такой случай в Подгорном были разработаны система сигналов и порядок действий для всех, кто не мог принять участие в боевых действиях. Почти всех женщин и детей уже действительно вывезли, но никаких списков в пожарной обстановке не составлялось.

– Знаешь, я тебя хорошо понимаю… – сказал Богданов. – Но не могу пойти навстречу. Давай бери свои колымаги, своих орлов и двигай к ТЭЦ. Нельзя позволить этим тварям город без тепла и света оставить. Если они там все раздолбят, зимой нам придется несладко. Это приказ, если ты не понял.