Поколение пепла

Морозов протопал по комнате, засунув руки в карманы, надув щеки и придав лицу выражение, как он думал, непомерной крутизны и вольготно расселся в ее кресле. Маша скривилась, но ничего не сказала. Постоянного поста охраны в здании не было. А зря.

Серега Морозов, также известный как Морозко был одним из тех, с кем она делила воспоминания о первых днях в Убежище. Особой теплоты она к нему не чувствовала, но и негатива тоже. Простой нормальный парень, не обезображенный воспитанием. Росту он был среднего, телосложения крепкого. Про таких говорят: неладно скроен, да крепко сшит. У него был массивный квадратный торс, кривые ноги, непропорционально длинные руки, выдающаяся нижняя челюсть, приплюснутый боксерский нос и довольно низкий лобик. Картину дополняли маленькие бегающие глаза под сросшимися бровями, похожие на маслины. И последним штрихом был длинный, хотя и бледный шрам на левой щеке.

«Тюрьма? — любил он говорить. — Бывал я там раз. Но меня оттуда выгнали за плохое поведение». Ему обычно не верили, хотя в подтверждение он демонстрировал татуировки, похожие на блатные.

Великий криминалист Чезаре Ломброзо посчитал бы его доказательством теории преступного человека, но это был всего-навсего недоучившийся менеджер, и его самым серьезным правонарушением было разбитое окно.

Вот с такими субъектами Чернышева когда-то водила знакомство. Чем-то они привлекали ее раньше. Может, с ними было не так скучно. А теперь они казались ей просто сопляками, заигравшимися в крутых парней. Реальность спасательных операций в городе показала, что совсем не такие обычно показывали себя молодцами.

Надо было давно разорвать старые связи, послав их всех раз и навсегда к собачьей матери. Теперь она расплачивалась за это упущение необходимостью отваживать каждого в отдельности. Владимир, если бы увидел, спустил бы таких гостей с лестницы, а ей бы потом весь день канифолил мозги разговорами о «порочащих связях».

Поэтому она и не хотела поднимать шум, а надеялась дождаться, пока он уйдет сам.

— Ну так что, идешь с нами в Новосиб… за покупками? — второй раз повторил свое предложение Морозов. — Маршрут безопасный. Халявы много.

— Интересный вопрос, — наморщила носик девушка, — А зачем мне оно надо?

— Могла б развеяться, — ответил парень, хитро подмигивая, — Я ж тебя знаю, Марусь. Достал он тебя, поди, фашист этот.

Она улыбнулось, но не весело. Развеяться? А ведь попал в точку, паршивец, хоть и туп как дуб. Да, в семейной жизни было не все так гладко, на то она и семейная. Гранитный, железобетонный и прочие слова, характеризующие мужчину, это, конечно, важно для его спутницы. Но недостаточно. Иногда хочется и нарушения порядка, легкости, которая железобетону не свойственна.

Но надо быть полной дурой, чтоб променять тихую гавань на море в шторм. Тем более в такое время, как теперь. Буря, за окном, кстати, была самой настоящей. Как бы провода не пообрывало.

— Кто ж вас выпустит, скажи мне? — покрутила головой она. — Тут вообще Масленников хочет карантин установить.

— Тебе можно, — гнул свое Серега. — Ты ведь, это самое, представитель власти.

— Ага. Представитель. И, знаешь, поэтому я запрещаю вам, — решительно сказала девушка, поднимаясь со стула, — Уходи лучше по-хорошему. По старой памяти никому не скажу, но только если свалишь прямо сейчас.

Он не двинулся с места. Похоже, такой поворот разговора был для него неожиданностью, и она знала, что сама дала к этому повод. Был за ней грешок, или даже грех без всяких уменьшительных суффиксов. Несколько раз, даже будучи связана семейными узами, она вырывалась с ними за город, чтоб хорошо провести время.

Но сейчас не собиралась. И никогда больше.

Морозов продолжал смотреть на нее как-то странно, и тут же Машу кольнула неприятная мысль, что она не узнает своего старого знакомого. Или просто никогда не знала?

Это человек не сидел в тюрьме. До войны он никого не убивал и не держал в руках оружия. У него даже не было знакомых, сидевших за ограбление или убийство. Но его мысли были мыслями зверя, скорее скользкого, чем покрытого шерстью. Он был недоучившимся менеджером, а не уголовником, и до августа 19-го не совершал ничего серьезнее «отжима» телефона у лоха на автобусной остановке. Но он действительно представлял опасность для окружающих, потому что не переступал грань только из страха возмездия. Ломброзо не ошибался.

Сергей не двигался, а продолжал нагло пялиться на нее. Чернышева уже собиралась попросить его снова и погромче, когда услышала крадущиеся шаги за спиной.

— Привет, крошка, — пробасил сиплый голос ей прямо в ухо.

Маша не успела ничего понять, а сильные цепкие руки уже схватили ее поперек талии и втащили в соседний смотровой кабинет. В след ей хихикнул Морозов.

В комнатке, где раньше пахло лекарствами, дышать было трудно от едкого неприятного запаха чужих людей. Тут было что-то иное, не просто прогорклый пот на давно немытых телах.

«Окно, — вспомнила она. — А за ним козырек. И пожарная лестница рядом. Трудно залезть, но можно, если постараться. Вот они и залезли. Он впустил их».